Читаем Язык в действии (ЛП) полностью

Факты в сообщении о Мисс Д, её страх врачей, зависимость от лекарств без рецепта, манеры выражения и, по сообщению, неправильное произношение термина «физический недостаток» (англ. “monsterosity” вместо “monstrosity”), почти неизбежно заставляют заключить, что она невежественный и неразумный человек; однако писатель этого не говорит. Таким образом, мы с большей вероятностью можем убедить себя в этом заключении из прочитанного, нежели открытыми суждениями, потому что писатель не просит нас поверить ему на слово. Заключение, в некотором смысле, становится нашим собственным открытием, нежели открытием писателя.

Уровни письма

Надёжность аффективности фактов – когда мы полагаемся на способность читателя приходить к заключениям, к которым мы хотим, чтобы он пришёл – варьируется в зависимости от предмета обсуждения и от аудитории. К примеру, когда мы пишем: «У него была температура 40 градусов», можно ожидать, что практически любой читатель подумает: «Какой ужасный жар!» Но когда мы пишем: «Любимыми поэтами Мистера Джонса были Эдгар Гест и Шекспир», не исключены такие суждения как: «Забавно! Что за человек не способен отличить бред Геста от поэзии Шекспира?» и «Мистер Джон, похоже, славный человек. Это и мои любимые поэты». Если высказывание задумывается как саркастический комментарий о неразборчивом вкусе Мистера Джонса, то человек, который склонен дать последний ответ, не почувствует сарказма. Это имеется ввиду, когда кто-то говорит, что высказывание – «выше чьего-либо понимания».

В этом свете интересно сравнить журналы и статьи на разных уровнях: «бульварные» и популярные иллюстрированные (Good Housekeeping, McCall’s, Esquire, Saturday Evening Post, и т. д.) с «качественными» журналами (Harper’s, The New Yorker, The Nation). Во всех, кроме «качественных» журналов писатели редко полагаются на способность читателя приходить к собственным заключениям. Чтобы читатель не слишком сильно напрягал интеллект, писатели судят за нас. В этом отношении наш выбор не велик; не смотря на то, что они пишут утверждения в форме сообщений, они почти всегда сопровождают их суждениями, чтобы удостовериться в том, что до читателя дошла суть.

Группа «качественных» журналов склонна во многом полагаться на читателя, не приводя суждений совсем, когда факты «говорят сами за себя», или же приводя достаточно фактов наряду с суждениями, чтобы читатель мог прийти к другим заключениям, если захочет. Например, в «бульварных» журналах часто можно встретить нечто подобное:

Элейн была – скажем честно – скучной и заурядной. Она, конечно, была красивой, но в привычном смысле.

«Качественные» журналы оставляют намного больше на суд читателя:

Элейн погасила сигарету в чашке с остатками кофе. Встав, она поправила юбку и пригладила волосы.

Оценка литературы

Из всего вышесказанного мы можем сделать очевидный вывод: так как в литературе преобладает выражение чувств, наиболее важным в ней выступают аффективные элементы. В оценивании романа, стихотворения, пьесы или рассказа, так же как и в оценивании проповедей, политических речей и директивных высказываний, в целом польза от какой-либо письменной работы в качестве «карты» реальных «территорий» принимается во внимание во вторую очередь, а иногда и вовсе не рассматривается. Если бы это было не так, то существование таких произведений как Путешествия Гулливера, Алиса в Стране Чудес, Алая Буква или Эссе Эмерсона невозможно было бы оправдать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука