Читаем Язык в действии (ЛП) полностью

Это самое простое и общее руководство к экстенсиональному ориентированию. Слово «корова» даёт нам интенсиональные значения, информативные и аффективные; оно заставляет нас вспомнить свойства, которыми эта «корова» схожа с другими «коровами». Индексный номер напоминает нам, что эта «корова» отличается; он напоминает нам о том, что «корова» не рассказывает нам «всего» о событии; он напоминает нам о характеристиках, опущенных в процессе абстрагирования; он предостерегает нас от отождествления слова с вещью, то есть, от спутывания «коровы» – абстракции с экстенсиональной коровой, и от сигнальной реакции.

Симптомы расстройства

Когда мы сознательно или неосознанно не придерживаемся таких принципов, мы мыслим и реагируем как дикари или дети. Есть несколько способов распознать в себе сигнальные реакции. Один из самых очевидных симптомов – это утрата самообладания. Когда поднимается кровяное давление, разгораются споры, а вместо аргументов слышно рычание и ругательства, это свидетельствует о сигнальной реакции.

Другой очевидный симптом – это волнение – когда мы продолжаем ходить по кругу. «Я её люблю, но если бы я только мог забыть о том, что она официантка. Что подумают друзья, если я женюсь на официантке? Но, я её люблю. Если бы только она не была официанткой». Но официантка1 – это не официантка2. «Какой у нас ужасный губернатор. Мы думали он бизнесмен, а он, оказывается, просто политик. Если подумать, то прошлый губернатор был не так уж плох. Но, он тоже был политиком, и как он играл в политические игры! Разве у нас не может быть губернатора, который – не политик?» Но политик1 – это не политик2. Как только мы прекратим ходить кругами и подумаем о фактах, а не о словах, мы сможем посмотреть на наши проблемы под новыми углами.

Ещё один симптом наших сигнальных реакций – это склонность быть «гиперчувствительными», «легко ранимыми» и «сразу обижаться на оскорбления». Инфантильный разум, отождествляющий слова с вещами, считает недобрые слова недобрыми поступками. Приписывая способность ранить безобидным наборам звуков, такой человек «оскорбляется», когда слышит в свой адрес такие звуки. Так называемые «джентльмены» в относительно диких и инфантильных обществах считали сигнальные реакции проявлением достоинства и вписывали их в «кодексы чести». Под «честью» они имели ввиду крайнюю готовность обнажить мечи или пистолеты, когда им казалось, что их «оскорбили». Естественно, они убивали друг друга иной раз без особой на то необходимости, наглядно демонстрируя принцип, который описывает данная книга: чем ниже точка кипения, тем выше моральные ставки.

Как уже было отмечено, склонность с готовностью говорить слишком много – это нездоровый признак. Нам также стоит знать о привычке «слишком много думать». Это большая ошибка – считать, что продуктивные мыслители обязательно «думают упорнее», чем люди, которые ничего не добиваются. Они лишь думают более эффективно. Когда мы «думаем слишком много», где-то у нас в голове есть «определённость» – «неопровержимый факт», «неизменный закон», «принцип на века» – некое утверждение, которое, как нам кажется, «объясняет всё» в отношении чего-либо. Жизнь постоянно бросает в лицо нашей «непоколебимой уверенности» факты, которые не вписываются в наши предубеждения: не коррумпированные «политики», неверные «друзья», не благотворительные «благотворительные сообщества», «страховые компании», которые не страхуют. Если мы отказываемся отбросить наше чувство «определённости», и не можем при этом отрицать не вписывающиеся в него факты, нам приходится «думать и думать и думать». А насколько нам известно, есть только два выхода из таких дилемм: либо полностью отрицать факты, либо полностью обратить принцип, и перейти от «Всем страховым компаниям можно доверять» к «Никаким страховым компаниям нельзя доверять». Отсюда и происходят такие инфантильные реакции как: «Я никогда больше не доверюсь ни одной женщине», «О политике я слышать больше ничего не хочу», «Газет с меня хватит», «Все мужчины – обманщики».

Зрелый разум знает, что слова никогда не говорят всего о чём-либо, и поэтому он готов к неопределённости. Например, когда мы ведём машину, мы никогда не знаем наперёд, что произойдёт; независимо от того, как часто мы ездили по одной и той же дороге, мы никогда не попадали во в точности одинаковый поток дважды. Тем не менее, компетентный водитель ездит по разным дорогам на больших скоростях и не испытывает страха или нервозности. Будучи водителем, он готов к неопределённости – неожиданного прокола колеса или внезапной опасности – он не испытывает неуверенности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука