Язык в революционное время

За последние три или четыре поколения евреи воссоздали в Палестине общину, ныне насчитывающую 80 000 человек, из которых около четверти составляют фермеры и сельскохозяйственные рабочие. У этой общины есть собственные политические органы; выборное собрание для решения внутренних вопросов; выборные советы в городах и организация по надзору за школами. У них есть свой выборный главный раввинат и совет раввинов для управления религиозными делами. Все дела ведутся на иврите как на общепринятом языке, интересы общины обслуживает ивритоязычная пресса. У них есть своя заметная интеллектуальная жизнь, наблюдается существенная экономическая активность. Так что эта община с ее городским и сельским населением, собственными политическими, религиозными и общественными организациями, собственным языком, собственными обычаями, собственной жизнью действительно обладает «национальными» характеристиками.

(«Белая книга Черчилля», Laqueur 1969:47, также цитируется в Ornan 1976)

Хоровиц и Лиссак проницательно высказывались об иммигрантах из стран Востока, приехавших в Израиль в пятидесятые годы:

Объединенному влиянию индустриальной революции, секулярной революции и национальной революции иммигранты из исламских стран подверглись только по прибытии в Израиль. Здесь им пришлось интегрироваться в общество, институты которого были сформированы элитарными группами, чья система ценностей выкристаллизовалась под влиянием этих трех революций, и в соответствии с этим они боролись за создание в Эрец Исраэль национального государства, современного по культурному характеру и экономическому развитию.

(Horowitz and Lissak 1990:18; курсив мой. — Б.Х.)

Это верно. Но то же самое можно сказать и о самих «элитарных группах», об ашкеназских основателях ишува, когда они впервые приехали в страну. Почти все они родились в местечках, где не было электричества и водопровода и где не терпели светского поведения. Они не видели там никакой индустриальной, секулярной или национальной революции. Большинство из них прорвали «средневековые» границы штетла всего за несколько лет до эмиграции, они почерпнули секулярную и национальную революцию не в реальной жизни (в царской России?), а из книг, идей и споров; они могли почувствовать на себе не политическую реальность, а свободу собственной добровольной многопартийной еврейской секулярной системы в стадии создания, существовавшей на языке идиш. Там они могли экспериментировать с новыми впечатлениями без оглядки на тоталитарный царский режим. Через несколько лет после того, как они молодыми людьми прошли через эту революцию, некоторые из них отправились в Палестину и пытались насадить новые чувства в новой стране посредством нового языка. Конечно, лишь у очень немногих из них был какой-то опыт индустриальной революции, пока они сами не осуществили ее в Палестине. Так что модернизация, включавшая секулярную, национальную и индустриальную революции и пропагандирующая авангардную литературу, была неотъемлемой частью их сионистской реализации, помогавшей им расширять пределы нового языка. Разница состояла в том, что они пережили эту тройную революцию в ходе собственной жизни, а иммигрантам пятидесятых приходилось приспосабливаться к имеющейся ситуации.

* * *