Язык жизни. Ненасильственное общение

В твоих словах я слышу приговор,
Я чувствую себя осужденной и изгнанной,
Но прежде чем я уйду, мне нужно знать —
Ты именно это и имел в виду?

Прежде чем я встану на свою защиту,

Прежде чем я начну говорить голосом
обиды или страха,
Прежде чем я выстрою стену из слов, —
Скажи мне, я правильно тебя услышала?

Слова — это окна или же стены;

Они выносят нам приговор
или дают освобождение.
Когда я говорю и когда я слышу,
Пусть свет любви сияет сквозь меня.

Есть вещи, которые мне нужно сказать,

Которые много значат для меня,
И если мои слова тебе не ясны,
Поможешь ли ты мне стать свободной?

Если кажется, что я хочу тебя унизить,

Если ты почувствовал мое безразличие,
Попробуй услышать в моих словах
Те чувства, которые мы разделяем.

Рут Бебермейер

1 Давать от всего сердца

Суть ненасильственного общения

В жизни главное для меня — сопереживание, живой поток между мной и другими, основанный на взаимной отдаче от сердца.

Маршалл Розенберг

Введение

Моя вера в то, что нам предназначено наслаждаться, давая и принимая в сопереживании, заставила меня бóльшую часть жизни провести в поисках ответов на два вопроса: почему у нас разрывается связь с этой полной сопереживания сущностью и мы начинаем вести себя как жестокие эксплуататоры? И что позволяет некоторым людям сохранять связь со своей сочувствующей природой даже в самых сложных условиях?

Эти вопросы начали заботить меня еще в детстве, начиная примерно с лета 1943 года, когда наша семья переехала в Детройт. На следующей неделе после нашего прибытия в городе начался конфликт на расовой почве после одного случая в парке. В течение следующих нескольких дней было убито более сорока человек. Наш район был в эпицентре конфликта, и мы три дня просидели дома взаперти.

Когда закончились расовые беспорядки и начались занятия в школе, я узнал, что фамилия может быть так же опасна, как цвет кожи. Когда на перекличке учитель назвал ее, два мальчика уставились на меня и прошипели: «Ты жид?» Я никогда раньше не слышал этого слова и не знал, что некоторые используют его в качестве презрительного наименования евреев. После школы эти двое мальчиков поджидали меня. Они повалили меня на землю и начали бить и пинать.

С того лета 1943 года я начал раздумывать над двумя вопросами, которые упомянул. Что дает нам силы сохранять связь с нашей сочувствующей природой даже в самых тяжелых условиях? Я думаю о таких людях, как Этти Хиллесум, которая сохраняла сочувствие, даже когда оказалась в ужасных условиях концентрационного лагеря. В своем дневнике она писала:

Мне вообще не страшно. Не оттого, что я очень смелая, а от чувства, что все еще имею дело с людьми, и хочу попытаться, насколько мне это удастся, понять ход мыслей каждого, от кого бы они ни исходили. И это был еще один исторический момент этого утра. Он состоял не в том, что я была обругана несчастным гестаповцем, а в том, что я не была этим возмущена, скорее я ему сочувствовала. Больше всего мне бы хотелось его спросить: «У тебя что, было несчастливое детство или, может, тебя бросила девушка?» Он выглядел нервным, измученным, впрочем также по-настоящему неприятным и вялым. Мне очень захотелось тут же предложить ему психотерапию, поскольку я прекрасно понимала, что такие типы заслуживают сожаления лишь до тех пор, пока не могут причинить зла. Но если их спустить на человечество — становятся опасными для жизни[2].