Языковеды, востоковеды, историки

Но более всего, помимо вышеупомянутых японского и китайского языков, Старостин занимался языками Северного Кавказа, куда ездил еще студентом; позже побывал и в Абхазии, где в экспедиции с ним участвовал будущий ее президент В. Г. Ардзинба. Вопрос о родственных связях языков Кавказа, исключая индоевропейские (армянский, осетинский) и тюркские (азербайджанский, кумыкский, карачаевский и др.), сложен и до работ Старостина решался неоднозначно, хотя их исследовал и такой крупный ученый как Н. С. Трубецкой. Более или менее общепринято выделение трех групп: это западно-кавказские (абхазский, адыгейский, кабардинский и др.), упомянутые выше восточно-кавказские и южно-кавказские, или картвельские (грузинский, мегрельский, лазский, сванский). Но как они соотносятся? Один из ответов дали Н. Я. Марр и его противник А. С. Чикобава (считающийся инициатором работ И. В. Сталина), по этому вопросу их взгляды совпадали. Чикобава, обоснованно отвергнув «новое учение» Марра, принял как догму его раннюю гипотезу, выдвинутую в годы, когда тот еще не до конца порвал с наукой. Согласно этой гипотезе, все три группы составляют единую семью, которую Марр называл яфетической (потом включив в нее и другие языки), а Чикобава – иберийско-кавказской. Но доказать это обоим не удалось. В. М. Иллич-Свитыч пришел к выводу, поддержанному и развитому Старостиным: единой семьи не существует, картвельские языки – ностратические, а две другие семьи к их числу не относятся. Западно-кавказские и восточно-кавказские языки считал родственными (но не родственными картвельским) еще Н. С. Трубецкой, но окончательно это доказал лишь Старостин вместе с С. Л. Николаевым, используя более обширный, в том числе собранный им самим в экспедициях материал. Впрочем, и это родство признали не все.

Работая над кавказскими языками, Старостин неожиданно нашел единомышленника и соавтора, принадлежавшего и к другому поколению, и к другой научной школе. Это был выдающийся исследователь языков и истории древней Передней Азии И. М. Дьяконов (1915–1999), живший в Ленинграде. Дьяконов был знатоком древних языков этого региона, а Старостин имел значительный материал по современным языкам. Совместно им удалось доказать принадлежность к восточнокавказской группе древнего урартского языка в теперешней Армении (люди постарше помнят формулировку из школьного учебника истории: «Урарту – первое государство на территории нашей Родины»). Кстати, Н. Я. Марр когда-то советовал И. И. Мещанинову сопоставить этот язык именно с дагестанскими: при недостатке научного мышления интуиция у него иногда давала и верные догадки. Еще более древний хаттский язык в Малой Азии оказался родственным западнокавказским языкам. Этрусскую гипотезу я уже упоминал. Совместная книга об урартско-кавказском родстве, благодаря международной известности Дьяконова, вышла в Мюнхене на английском языке в 1986 г., для Старостина это была первая большая публикация за рубежом и вообще первая монография. А кавказскими реконструкциями Старостин занимался много лет, постоянно их дополняя и уточняя, уже в 1994 г. он издаст итоговую книгу – «Этимологический словарь кавказских языков».

Но языки Северного Кавказа (плюс лежащий по другую сторону Кавказского хребта абхазский) интересовали Сергея Анатольевича не только сами по себе. Еще в 70-е гг. он заинтересовался мало изученной семьей языков совсем другого региона СССР – енисейскими языками. Сохранился лишь один малочисленный язык этой семьи – кетский; в XIX–XX вв. успели записать некоторые сведения еще о нескольких языках, ныне исчезнувших. Окружающие народы Сибири говорят либо на алтайских, либо на уральских (то есть на ностратических) языках, а енисейские языки на них совсем не похожи. В 1982 г. Сергей Анатольевич опубликовал большую статью с реконструкцией фонологической системы енисейского праязыка. А в конце 1984 г. на конференции в Институте востоковедения он предложил смелую гипотезу о родстве между собой западно– и восточнокавказских, енисейских и китайско-тибетских языков и, может быть, бурушаски. Развитием гипотезы ученый занимался до конца жизни.

Если раньше Старостин доказывал уже существовавшие гипотезы о языковом родстве, превращая их в теории, то теперь он предложил совершенно новую идею, далеко выходившую за рамки общепринятого в компаративистике. Подобную смелость до него могли позволить себе лишь дилетанты вроде Н. Я. Марра, для которых не существует табу; по сути, именно поэтому сино-кавказскую гипотезу, как она стала называться, не приняли многие серьезные ученые. Помимо географической отдаленности сино-кавказских языков и большого их несходства, не в пользу гипотезы говорил и тот факт, что она не имеет никаких, даже косвенных исторических подтверждений, которые важны для индоевропеистов и которые где-то обнаруживаются даже для ностратики. Только языковые данные, только реконструкции. Безусловно, высказать такую гипотезу мог лишь человек, сам интенсивно занимавшийся всеми тремя сравниваемыми семьями, а такого, кроме Старостина, в мире больше не было.