Языковеды, востоковеды, историки

Впрочем, воспоминания не во всем точны. По три-четыре публикации в год у него все-таки были; с другой стороны, за границей его печатали не так уж охотно. За шесть лет четыре небольшие публикации, а в Литературном архиве памятников народной письменности в Праге, куда после войны попал пражский архив Якобсона, неизданных рукописей Поливанова нашлось потом немало, а том числе целая книга по японской фонетике (более полное ее описание, чем в изданной в 1930 г. книге). Как показывает переписка Н. Трубецкого с Р. Якобсоном, сейчас опубликованная, эти ученые, хотя и считали Поливанова одним из наиболее близких к себе советских ученых, но отвергали многие его идеи; Трубецкой считал, что Поливанов, находясь вне основных научных центров, стал деградировать. Вероятно, все же дело было в другом: Трубецкой и Якобсон, как и Н. Ф. Яковлев, пришли к новому этапу развития фонологии, связанному с выработкой объективных критериев для выделения фонем, а Поливанов сохранил верность «психофонетике» своего учителя И. А. Бодуэна де Куртенэ, казавшейся им старомодной.

В 1934 г. Поливанов переехал из Ташкента во Фрунзе (ныне Бишкек), город, оказавшийся последним на его творческом пути. Там он работает в Киргизском институте культурного строительства и вновь получает возможность преподавать, став профессором Педагогического института (в университет он будет преобразован уже после войны). К этому времени борьба с «буржуазной лингвистикой» стала утихать, в том числе в связи со смертью Н. Я. Марра в том же 1934 г. Во Фрунзе до 1937 г. было спокойнее, чем в Ташкенте, в одной из анкет 1935 г. Поливанов называет себя кандидатом в члены партии. Видимо, он старался вступить туда заново. Однако в следственном деле он будет именоваться беспартийным. В 1937 г. друг юности Н. И. Конрад даже похвалил Поливанова в книге о синтаксисе японского языка, кажется, это единственное его положительное упоминание в печати в те годы (впрочем, по свидетельству ученицы Конрада А. Е. Глускиной, он тогда уже не поддерживал отношения с Поливановым). Но запрет на публикации в Москве и Ленинграде сохранялся.

В этот период двумя основными направлениями его деятельности становятся изучение киргизского и дунганского языка. По киргизскому языку он ездит в экспедиции по изучению диалектов, переводит и исследует киргизский эпос «Манас». Однако в этой области он почти ничего, кроме отрывков из перевода «Манаса», не успел напечатать. Больше Евгений Дмитриевич смог довести до печатного вида по языку дунган, потомков китайцев-мусульман, бежавших в Среднюю Азию из Китая в XIX в. после восстания. Совместно с дунганским просветителем Юсупом Яншансином он составил изданную в двух частях в 1935 и 1936 гг. дунганскую учебную грамматику, а весной 1937 г. вышла небольшая книга «Вопросы орфографии дунганского языка», фактически последняя прижизненная монография Поливанова: ему принадлежит вся книга, кроме совместного с Ю. Яншансином проекта дунганской орфографии. Это был последний в стране проект письменности на латинской основе, скоро все начнут ускоренно переводить на кириллицу; тем не менее, эта письменность у дунган действовала более десяти лет. Книгу автор успел послать Р. Якобсону, ее оценка Н. Трубецким оказалась наиболее резкой.

Но ученый работал и над проблемами теоретической лингвистики. Во Фрунзе он составил «Словарь лингвистических терминов». Эту работу он послал в Ленинград в Институт языка и мышления имени Марра, надеясь, что если она будет одобрена, он сможет вернуться во всесоюзную науку. Однако ученица Марра С. Л. Быховская дала отрицательный отзыв (рукопись будет опубликована лишь в 1991 г.). Отзыв, датированный 22 сентября 1937 г., резок, но не содержит политических обвинений. Очевидно, Быховская не знала, что рецензирует рукопись автора, уже почти два месяца находящегося в заключении.

Дата ареста Поливанова долго приводилась неточно или предположительно, даже у А. А. Леонтьева, Л. И. Ройзензона и А. Д. Хаютина в 1968 г. стоит март 1937 г., хотя в мае Евгений Дмитриевич еще переписывался с Р. Якобсоном. В следственном деле, с которым впервые удалось ознакомиться Ф. Д. Ашнину в 80-х гг., указана точная дата: 1 августа 1937 г.