В 1960 г. произошло событие, которое не знавшим ситуацию людям могло показаться возвращением Яковлева в научную жизнь: в Грозном издали второй том его чеченской грамматики. Но на самом деле книга была написана до войны. Издание готовил ученик Яковлева Ю. Д. Дешериев, даже не скрывавший в предисловии, что автор не участвовал в подготовке рукописи к печати. Дешериев самостоятельно сократил текст, опустив теоретическое введение со следами марризма. Впрочем, он добился получения автором гонорара, единственного за многие годы. Яковлев ненадолго ожил, решил прокатиться по Волге на теплоходе. Там он быстро спустил деньги, вернулся в Москву больной и зажил по-старому.
Шли годы. Ушли почти все друзья и враги и даже многие ученики и последователи: И. И. Мещанинов, В. В. Виноградов, Л. И. Жирков, В. К. Никольский, Г. П. Сердюченко, П. С. Кузнецов, В. Н. Сидоров, Е. А. Бокарев и даже И. И. Ревзин. А забытый и заброшенный Яковлев все жил. Впрочем, оставались два друга его юности, один в Москве, другой в Америке. Д. Д. Благой не забывал гимназического товарища и дарил ему свои книги. А Р. Якобсон, приезжая в Москву, просил встречи с Яковлевым. Но никто не решился показать опустившегося первооткрывателя структурной фонологии знатному иностранцу; Якобсону сказали, что Яковлев болен и разговаривать не может.
Наконец, 30 декабря 1974 г. Николай Феофанович Яковлев умер в возрасте 82-х лет. Немногие шли за его гробом, правда, среди них были сотрудники кавказского сектора Института языкознания во главе с Г. А. Климовым, из которых почти никто уже лично не знал основателя советского кавказоведения.
Немало горя хлебнули и все три дочери ученого. А вот его внучка от средней дочери Л. С. Петрушевская стала очень известной писательницей. Люди, знавшие ее деда, не удивляются, отчего так мрачно ее творчество.
Научное наследие Яковлева не собрано. После переизданной еще при его жизни «Математической формулы» его труды не выходили. Из его рукописей, как я слышал, сохранилась ингушская грамматика, но кто решится ее издать? А последний вариант абхазской грамматики имеется лишь в неисправном виде, с не вписанными примерами. И где многие другие рукописи, включая «Теорию фонем» и первый вариант абхазской грамматики?
Яковлев жил долго, не был арестован, и все-таки его судьба оказалась трагической. Сейчас любят вспоминать афоризм немецкого писателя первой половины XIX в. Г. Бюхнера: «Революция пожирает своих детей» (он стал популярнее, чем когда-то более известное другое его высказывание: «Мир хижинам! Война дворцам!»). Эти слова могут быть применены к Яковлеву, как и к другому революционеру в нашем языкознании Е. Д. Поливанову. Оба были людьми 20-х гг., но в 30-е гг. почувствовали себя неуютно. Поливанов погиб, а избежавший ареста Яковлев пережил свое время, не вписался в новую общественную ситуацию и умер как ученый за 23 года до физической смерти.
Яковлев знал яркие взлеты и катастрофические провалы, но судить о нем все-таки надо по тому, что он сделал. А он много внес и в теорию фонем, и в кавказоведение, а созданные им кириллические алфавиты для ряда языков живут, и не исключено и возрождение его латинских алфавитов. И даже русская латиница, может быть, найдет еще применение. Ученый оставил после себя немало ценного, и память о нем сохраняется.
Первая женщина
Сейчас среди студентов лингвистических специальностей значительно преобладают девушки, а в числе видных лингвистов процент женщин достаточно велик. И уже трудно себе представить, что менее столетия назад языкознание, как и другие науки, было чисто мужским делом. Мы не всегда осознаем, как быстро меняется мир. В 1858 г. знаменитый английский мыслитель Генри Томас Бокль прочел лекцию «О влиянии женщин на прогресс знаний», целью которой было восславить женщин. Он говорил, что женщина естественно предпочитает дедуктивный метод индуктивному, и, поощряя в мужчинах дедуктивные привычки мышления, она оказывает, хотя, может быть, бессознательно, громадную услугу науке. Возможность женщины самой реализовать свои предпочтения ему в голову не приходила. Потом все необратимо изменилось. И первую женщину в отечественной лингвистике звали Розалия Осиповна Шор (1894–1939).
Правда, если учитывать и смежные с лингвистикой дисциплины, в особенности области методики преподавания языков и филологического анализа памятников, то женщины появились там несколько раньше, в начале ХХ в. Но наука о языке в собственном смысле в нашей стране была целиком мужской до самой революции. И именно Шор первой смогла в 20-е гг. в нее пробиться.
Конечно, для этого она вовремя родилась. Как пишет ее дочь в недавно вышедших интересных воспоминаниях с неакадемическим названием «Стоило ли родиться, или не лезь на сосну с голой задницей», «не знаю, сколько и как бы мама работала, если бы не революция. Революция, безусловно, открыла ей дорогу в науке, устранив на первых порах дискриминацию женщин и евреев, но за это она потребовала подчинения себе».