Языковые аномалии в художественном тексте: Андрей Платонов и другие

Ср., например, замечание А.Ф. Лосева в книге «Знак. Символ. Миф»: «Миф отличается от метафоры и символа тем, что все те образы, которыми пользуются метафора и символ, понимаются здесь совершенно буквально, то есть совершенно реально, совершенно субстанционально» [Лосев 1982: 144]. В силу этого у мифа сильна эмоционально-оценочная сторона: это всегда «эмоционально окрашенное событийное осмысление феноменов мира» [Дьяконов 1990: 84].

При этом миф не требует доказательств своей реальности, поскольку ограничения формальной логики на него не распространяются; миф есть предмет веры, доверия к авторитету. Для мифологического сознания «существенно, реально [разрядка автора – В.Т.] лишь то, что сакрализовано…» [Топоров 1973: 114].

Миф как способ духовного освоения реальности активизируется в эпохи ломки устоявшихся социальных структур, этических норм и ценностей, когда надежные познавательные ориентиры теряют почву в социуме. На уровне же массового сознания мифологизация была, есть и будет единственным способом познавательной активности (в силу присушим последнему антиинтеллектуальности, стереотипности, апелляции к моде и авторитету), независимо от исторической ситуации: «На уровне обыденного, повседневного сознания происходит «подвёрстывание» реального мира под идеологические словесные формулы, мир мифический начинает восприниматься как мир реальный» [Китайгородская, Розанова 1993: 108].

Многими исследователями отмечается такая черта платоновской прозы, как ориентация на «коренные вопросы» бытия, при которой «современное» содержание удивительным образом выражается в архаичных формах сознания. Приметы современности в прозе А. Платонова оказываются не чем иным, как трансформированными, облеченными в новую оболочку вневременными сущностями – мифологемами, архетипами и пр. [Полтавцева 1981: 47–51; Фоменко 1985: 3 – и др.]. О чертах мифологического видения мира, об обращении к архетипам, что выражается в «странном» языке А. Платонова, пишет М.А. Дмитровская в своих работах о понятии сила и о «переживании жизни» в творчестве А. Платонова [Дмитровская 1990 и 1992].

С мифологизмом связана такая, отмеченная Е.А. Яблоковым черта художественного сознания А. Платонова, как «зеркальность» – «принцип зеркальной симметрии»: ««Зеркальность», реализованная на различных уровнях, обусловливает образ универсума, порождающего диаметрально противоположные интерпретации (в равной степени верные и неверные), однако все же не поддающегося рационализации» [Яблоков 1999:14].

Как пишет В.А. Свительский: «В мифе способность предельного обобщения соединяется с конкретностью образной формы, символ получает буквальное значение, а в конечном художественном результате устанавливается приоритет поэтической реальности над правдой внешней достоверности» [Свительский 1970:11].

Именно в этом смысле можно утверждать, что мифологизм А. Платонова – это прежде всего мифологизм художественный, мифологизм как метод эстетического освоения действительности в адекватных эпохе, по мнению автора, формах.

Разумеется, на разных этапах эволюции А. Платонова-художника мифологические черты проявляются в его творчестве по-разному; к примеру, поздний А. Платонов их практически не отражает. Это зависит также от жанра произведений, от художественного задания автора. Пожалуй, лишь в произведениях о революции мифологизм А. Платонова воплощён в наибольшей степени, поскольку выступает в них в качестве попытки как бы «изнутри» развенчать новую мифологию эпохи, доводя её до абсурда в рамках её же приёмов.

На наш взгляд, одна из основных особенностей мифологизации субстанциональной сферы в «художественном мире» А. Платонова является тенденция к овеществленному представлению абстрактно-логического субстрата бытия.

Это нашло свое концентрированное выражение в знаменитой формуле А. Платонова вещество существования, о которой говорит С.Г. Бочаров: «Вот характерно платоновское прямое, чувственное изображение отвлеченного, идеального, лишь духовно зримого содержания. Этот образ воспринимается как прямое изображение, не метафора… Платонова одинаково характеризует как потребность в метафорическом выражении, так и его опрощенный, «буквальный» характер, деметафоризация» [Бочаров 1971: 317].

С этим связана и весьма сложная диалектика конкретного и отвлеченного'. «Обыденному сознанию свойствен путь от частного к общему. У А. Платонова же имеет место одновременное соприсутствие частного и общего, оно пронизывает его мышление и имеет не только содержательное, но и формально-структурное значение» [Свительский 1970: 9].

Все это, на наш взгляд, есть проявление более общей тенденции мифологизованного представления о неразграничении на субстанциональном уровне слова и вещи. Ср. по этому поводу мысль С.Г. Бочарова: «Платоновская метафоричность имеет характер, приближающий ее к первоначальной почве метафоры – вере в реальное [курсив наш – Т.Р.] превращение, метаморфозу…» [Бочаров, 1971: 319].