Ибн Баттута

По мусульманскому вероучению земля разделена на три части: «дар ас-салам» — область мира, населенная правоверными, «дар аль-харб» — область войны, где живут иноверцы, не признающие аллаха и его пророка, и, наконец, «дар ас-сульх» — область перемирия: немусульманские страны, находящиеся в вассальной зависимости от мусульман.

С нечестивцами правоверным надлежит вести беспощадную священную войну — джихад, дабы огнем и мечом обратить их в истинную веру. Участие в джихаде — святой долг любого правоверного; смерть в этой войне почетна и дает полное освобождение от земных грехов.

Не всегда «священная война» велась с одинаковой страстью и накалом. Фанатизм и непримиримость порой уступали место сосуществованию и терпимости, но за оттепелями неизменно начиналась новая полоса вражды и кровопролития. В XIII–XIV веках страсти были накалены. На Востоке еще не улеглось эхо жестоких крестовых походов, на Западе, в Испании, грозной лавиной катилась с севера, срывая мавров с насиженных мест, неумолимая кровавая волна христианской Реконкисты.

Ибн Баттута был мусульманином, религия составляла краеугольный камень его мировоззрения, кругозора, отношения к событиям и людям. Он был сыном своей эпохи, отделенной от нас шестью веками эволюции и прогресса, и мы не должны смотреть на него свысока и тем более мерить его критериями сегодняшнего дня.

«Мы ничего не поймем в средневековой культуре, — пишет советский историк-медиевист А.Я. Гуревич, — если ограничимся соображением, что в ту эпоху царили невежество и мракобесие, поскольку все верили в бога, ведь без этой „гипотезы“, являвшейся для средневекового человека вовсе не гипотезой, а постулатом, настоятельнейшей потребностью всего его видения мира и нравственного сознания, он был неспособен объяснить мир и ориентироваться в нем. Ошибочное с нашей точки зрения не было ошибочным для людей средневековья, это была высшая истина, вокруг которой группировались все их представления и идеи, с которой были соотнесены все их культурные и общественные ценности…»

…Тунисский караван паломников прибыл в Александрию в начале месяца джумада уля мусульманского лунного календаря.

Ибн Баттута перечисляет врата Александрии, восхищается гаванью, подробно описывает знаменитый маяк Фарос, упоминаемый как одно из чудес света во всех арабских географических трудах. Не ускользают от его внимания и античные достопримечательности, но на них он долго не задерживается, ограничиваясь замечанием, что не знает, когда и кем они были воздвигнуты.

Главное событие его кратковременного пребывания в Александрии — встреча с ученым шейхом по имени Халифа, с которым Ибн Баттута, судя по всему, поделился своими путевыми впечатлениями.

— Я вижу, ты любишь путешествовать, — сказал Ибн Баттуте ученый шейх. — Ты должен навестить моего брата Фарид ад-дина в Индии, Рукн ад-дина в Синде, Бурхан ад-дина в далекой стране Син. Когда ты увидишь их, передай им привет от меня…

Ибн Баттута признается, что до разговора с шейхом Халифой не помышлял о путешествиях в далекие страны. Слова шейха запали в его душу, пробудив в ней тревожную страсть к рискованным странствиям и предчувствие волнующих встреч с верными эмиссарами ислама, бесстрашно шагнувшими за черту обозримого мира.

Александрийская встреча была прологом к драматическим переменам в жизни молодого паломника. Вторая встреча, случившаяся через несколько дней в дервишской обители, неподалеку от небольшого городка Да-манхур, стала завязкой событий, сделавших заурядного ганжерского пилигрима величайшим путешественником всех времен и народов до Магеллана.

Абу Абдалла аль-Муршиди — один из наиболее почитаемых в Нижнем Египте суфийских шейхов, подвижник, аскет, затворник, предающийся молитвам и размышлениям в маленькой придорожной обители, куда к нему отовсюду сходятся в поисках истины и совета сотни и тысячи людей. Бродячие дервиши, феллахи, ученые-богословы, окрестные эмиры-феодалы. Время от времени наведывается в обитель всемогущий властелин Египта, мамлюкский султан Насир ад-дин Калаун, чье имя внушает уважение повсюду от берегов Атлантики до Китая.

В Даманхур Ибн Баттута прибыл перед полуденной молитвой, когда солнце находится в зените и все живое прячется в тени финиковых пальм и зарослей дурры, разделенных на квадраты узкими полосками оросительных каналов с их застоявшейся, покрытой зеленью ряски водой. У коновязи переминались с ноги на ногу, лениво отмахиваясь от мух и трутней, поблескивающие серебряными уздечками мамлюкские кони. Шейх Мур-шиди, седобородый, высокий, одетый, несмотря на жару, в черную шерстяную джуббу, вышел навстречу новому постояльцу, радушно приветствовал его, провел в прохладную маленькую молельню, где, прислонившись к стене, полукругом сидели на ковре знатные гости — мамлюки во главе с эмиром, завернувшим в обитель за благословением.