Дни и месяцы безбедной службы складываются в годы. Над стрельницей дворца Биджаи Мандал привычно покачиваются, показывая то спины, то лиловые, с прикушенными языками лица, трупы казненных. С высоты мертвецам виден весь город, что шевелится, как червивый пирог, разрезанный на четыре куска. Так уж сложилась столица, начавшись у Красного форта, заложенного еще в XI веке раджпутским вождем Ананг Палом, и позднее, при каждом новом хозяине раздаваясь вширь, прирастая дворцами и кварталами, замкнутыми многогранниками крепостных стен. Древнюю столицу Томаров, собственно Дели, облюбовал еще Кутб уд-дин, пришедший сюда в 1193 году. Суровому воину не терпелось увековечить свою победу, и он велел отстроить недалеко от Красного форта триумфальную колонну Кутб-минар в виде величественного минарета, опоясанного ажурными кольцами балконов. Ребристая поверхность минарета снизу доверху покрыта резным орнаментом, лигатуры коранических мудростей змеятся по шероховатой облицовке, сплетаясь в изящный, понятный лишь посвященному узор. Первые три этажа построены из красного песчаника, четвертый и пятый — из мрамора. Триста семьдесят восемь стершихся ступеней ведут на самый верхний балкон, где от высоты перехватывает дыхание.
Рядом с Кутб-минаром радует глаз фасадом из стрельчатых арок мечеть Кувват-уль-Ислам. Она была заложена Кутб уд-дином, а достроил ее Ильтутмыш, воздвигший в одном из углов свою гробницу, где и успокоился в вечном сне.
При Ала уд-дине к северо-востоку от Дели поднялись стены Нового города — Сири. Он был славен своим тысячеколонным дворцом «Хазар-сутун», о котором остались лишь воспоминания современников: в истории бумага часто оказывается долговечнее камня, и сегодня археологи не могут установить даже местоположение исчезнувшего дворца. Между Сири и Старым городом сбились в плотную кучу лавки и дома ремесленников, изумрудные островки садов.
Третий кусок «пирога» — каменная ставка отца Мухаммед-шаха — Туглакабад. Обнесенная мощными наклонными стенами, с бастионами и бойницами, она больше походит на крепость, изготовившуюся к длительной осаде, нежели на город, где некогда бурлила шумная, веселая, разноязыкая жизнь. Даже сложенная из красного камня и мрамора усыпальница Гийяс уд-дина, что возвышается посреди небольшого озерца, мрачно ощерилась полукруглыми выступами стрельниц, увенчанных зазубринами бойниц. Так отпечатались в архитектуре суровые нравы XIV века: правитель или феодал чувствовал себя в безопасности, лишь отгородившись от мира глубоким рвом и высокими стенами, и даже фамильный склеп строил наподобие форта, словно и в мире ином стремился оградить себя от боя камнеметных машин.
Четвертый город, Джеханпаннах, отстроен Мухаммед-шахом. Это на его вратах днем и ночью покачиваются мертвецы, и вид их настолько привычен, что исчезни они на время — и станет не по себе, как если бы невзначай исчезла крепостная стена или башня с бойницами. Но мертвецы никуда не денутся — не успеют захоронить одних, как им в черед появляются другие, и чем угрюмей и задумчивей султан, тем опасливей повадки придворных: можно ли угадать, на кого обрушится его гнев?
Ибн Баттута до поры до времени ничего не боялся. Его жизнь была как арба, что, чуть подрагивая, катится по наезженному тракту в ту сторону, куда несет его судьба, и над нею не властен возница, лишь для видимости лениво помахивающий кнутом.
Каждое утро новоиспеченный кадий облачается в черную абаю, водружает на голову высокий колпак, из-под которого свешивается краешек тайласана, и отправляется в присутствие.
Кадий по традиции пользуется всеобщим уважением. В глазах общины он, пожалуй, самый авторитетный человек. Честность и неподкупность вкупе с высокой образованностью — вот его главные достоинства, а что на свете точнее интуиции сердца, подкрепленной доводами ума? О нерадивых, нечистых на руку судьях писал еще Джахиз, по-видимому, и таких было немало в провинциальных мусульманских городах, но бесчиние грешников не бросает тени на благонравие праведников: ведь облако заслоняет солнце лишь на время, ибо оно мимолетно и случайно, а дневное светило неизменно и объемлет весь мир…
Посыльный вводит в зал истца и ответчика, которые садятся по разные стороны ковра. У каждого заготовлен целый ворох доказательств, и тот, кто награжден большим красноречием, имеет лучшие шансы на успех. Ибн Баттута терпеливо опрашивает истца, потом ответчика, одного за другим приглашает на ковер добровольных или платных свидетелей. Всякое случается в суде — и слезы, и крики, и перепалка, что вот-вот кончится рукоприкладством, но кадий не может довериться ни мольбам, ни уговорам. Лишь три вида доказательств законны: чистосердечное признание ответчиком своей вины, показания свидетелей и клятва именем аллаха. Угрозы и запугивания запрещены, а признание, вырванное под пыткой, в исламе считается недействительным.