Я побрел к дому, обдумывая по дороге план действий. От портрета, конечно, нужно избавиться, но так, чтобы ему при этом ничего не угрожало. Вот, например, если его купит музей, то там, наоборот, его будут хранить и лелеять. Там даже специальную температуру в залах поддерживают, чтобы картины лучше сохранялись. Так что, если мне удастся его туда пристроить, ему будет там очень хорошо, даже гораздо лучше, чем у меня дома, где его может случайно кто-нибудь увидеть и захотеть выбросить или изрезать на кусочки. Хотя, что же это я? Он ведь не допустит этого, а всех нас просто поубивает. Я почувствовал, как моя спина опять взмокла от страха. Нет, портрет нельзя оставлять дома. Его нужно пристроить в музей. Я отдам его за любую цену, которую мне предложат. Даже даром отдам, если у них не найдется денег заплатить. Просто подарю музею и все. Значит, так, завтра с утра я еду в город. Скажу в музее, что этот портрет достался мне от бабушки пролежал у нас, например, на чердаке много лет. А если он не представляет большой художественной ценности, пусть они положат его в запасник. Там ему тоже ничего не будет угрожать, будет лежать себе и все.
Я вдруг понял, что мысленно разговариваю с портретом и пытаюсь убедить его, что хочу ему сделать только хорошее. Еще бы, попробуй я замыслить что-нибудь плохое, он мне мигом башку разобьет.
Дома меня встретили охами и ахами родители, до которых тоже уже докатилась страшная новость. Пришлось им пересказать все, что я знал о происшедшем. Слушая меня, мать только крестилась и благодарила бога, что я пошел за лекарством, а не с Энрико на пляж. Наконец, она заметила, какое у меня лицо и прекратила свои расспросы. Отказавшись от еды, я пошел в свою комнату и лег на кровать. Мне было страшно. Я находился в одной комнате с жестоким убийцей, а сделать ничего не мог. Нужно было дождаться завтрашнего дня и любым способом пристроить портрет. Но отдать только, так сказать, в хорошие руки, иначе… О том, что будет, если случится иначе, я даже и думать боялся. Мне казалось, что голова моя уже трещит и ломается под чем-то тяжелым и безжалостным. День прошел как в тумане. Я даже ни разу не вытаскивал портрет, так как боялся смотреть на него. Вечером я предупредил родителей, что завтра поеду в город, поговорить о стипендии и работе по вечерам. Мама, которая все время чувствовала себя виноватой из-за того, что я не мог из-за них учиться, одобрила мое намерение.
— Конечно, сыночек, поезжай, может, и найдется какой-нибудь выход из положения, — сказала она.
Утром я вытащил свой старый школьный портфель, положил в него на всякий случай свои документы и нехотя достал портрет. Вначале я твердо решил даже не разворачивать его, но потом не выдержал и развернул. Странно, вчера мне показалось, что краски были немного тусклыми, как бы потемневшими от времени, а сегодня они стали гораздо ярче. Наверное, все дело в освещении, подумал я, отводя глаза и стараясь не вглядываться в его лицо. Откровенно говоря, я просто боялся. А что, если он стал ярче, потому что питается кровью своих жертв? И сейчас он вдруг подмигнет мне или пошевелится, или как-то иначе даст понять, что он живой. Но портрет оставался неподвижным. Это был обыкновенный кусок материала, расписанный красками. Ну, как он может быть убийцей, сам подумай, заговорил во мне голос рассудка. Вот что, я его отдам в музей и мне незачем будет ломать голову, убийца он или нет, в конце концов, решил я и пошел на остановку автобуса.
По дороге я еще раз продумал, что я скажу в музее. Ничего умнее, чем сказать, что я нашел картину на чердаке в бабушкином сундуке, я придумать не смог. Конечно, хотелось бы получить за него какие-нибудь деньги. Но самое главное, избавиться, и так, чтобы никто в нашей деревне ничего не узнал. Поэтому лучше будет, если он окажется не очень ценным. Я знал, что на ценные картины нужно иметь документы, что они не ворованные, или, по крайней мере, убедительную историю о том, как она попала к нам. К тому же тогда картиной заинтересуются журналисты, нахлынут в нашу деревню и начнут расспрашивать моих родителей. До меня вдруг дошло, как я рискую. Ведь мои родители тут же начнут отрицать, что у нас дома хранилось что-либо подобное. Может, рассказать правду, что я выловил его в море? А если дома спросят, почему я молчал, скажу, что из-за всех этих событий, просто забыл о нем. Да, я и не думал, что он окажется ценным, просто решил отдать его в музей и все. В общем, я решил действовать по обстоятельствам и, если картина окажется ценной, постараться сохранить анонимность.