Мои пальцы легли на рукоять монструозного костяного топорища, торчащего из грудной клетки начинающего разлагаться минотавра, и… он поменялся, а вместе с ним и я. Прямо в ладони он потек расплавленным воском, превращаясь из первобытного орудия, во вполне современный пожарный топор, подмигивающий мне красной краской, так сильно напоминающей кровь.
Артефакт засел крепко. Пробил грудину, частично измочалив толстые ребра, перемешал зазубринами в однородную кашку легкие и сердечную мышцу, после чего остановился в области раздробленного позвоночного столба, балуя себя вкусом костного мозга. Я был слабым, тощим, узкоплечим и невысоким. Вряд ли бы у меня получилось извлечь из груды остывшего мяса топор на свет божий без посторонней помощи.
Но внезапно я осознал, что стал больше.
И мои руки теперь не тонкие веточки, а увитые тугими жгутами мышц лапищи.
Я выдернул топор рывком.
Медленно повернулся к преследователям.
Это было весело.
Теперь каждый бродяга на восточном побережье Канады знает о Мяснике Джеке. Человеке, позади которого нет ничего кроме трупов и сожженных домов.
Грохот ружейного выстрела бьет по барабанным перепонкам.
Я чую едкий запах порохового дыма.
Боли не было. Кучный заряд дроби бьет меня в плечо, частично раскурочивая грудную мышцу и плечевой сустав с бицепсом. Меня немного разворачивает на месте.
Я улыбаюсь.
Надо же, новая пища для моего топора сама пришла на зов.
Раны затягиваются, а кромка истекающей клочьями мрака секиры загорается тускло-алым светом.
— Матерь Божья… — последние слова сухопарого старика, возможно дедушки этой девочки, за секунду до того, как я перерубил его пополам.
Здесь нет Бога.
Только я и мой топор.
Линчеватель ч. 3
План прост и надежен, как табуретка в стык черепной коробки и шейных позвонков.
Я уже чувствую чужое дыхание на затылке и костлявую ладонь Смерти на плече. Она
В худшем случае — меня будут пытать, показательно пытать. После чего все так же показательно изуродованный труп показательно выставят на всеобщее обозрение, так сказать, в назидание сомневающимся в силе руки, сомкнувшейся на загривке общества.
Я часто читаю новости. Газеты, Telegram-каналы, официальное телевидение, независимые СМИ и Интернет-ресурсы. Это помогает в моей работе. Вряд ли, конечно, в открытый доступ выплюнут все детали расследований, но тем не менее.
Разрозненные нити фактов сплетаются в тугую паутину, неуклонно окружающую меня со всех сторон.
Каждый шаг становится вдвое, если не втрое опаснее. Одна ошибка — и я труп.
Ха, иногда я думаю, что бы было, попади я в тюрьму? Естественно на пожизненное заключение. Скольких бы ублюдков и отбросов человеческой цивилизации я успел бы отправить на тот свет, прежде чем мне не отпинают все потроха или не посадят брюхом на заточку. Скорее всего — ни одного. Подсадят в камеру к сифозно-туберкулезному спидознику, вследствие чего я загнусь от "обострения хронических заболеваний" или же, раскаявшись во всех совершенных грехах, внезапно не повешусь на собственных шнурках, предварительно проведя над собой несколько актов принудительного сексуального насилия, пополам с заталкиванием резиновой дубинки в анальное отверстие, вырванными ногтями, разбитым лицом и еще чем-нибудь из этой оперы. А весь прикол в том, что даже если об этом будут вещать из каждого оппозиционного утюга, а вершители моей судьбы даже не будут скрывать че там вытворяли с моим бренным телом, всем будет на это насрать.
Иногда на меня накатывает это чувство — бессилие. Я думаю о бесплодности своей борьбы. Да, какая-то часть моей души жаждет признания, общественного резонанса, она хочет стать знаменем возмездия всех угнетенных и не получивших мщения за свои беды. Но… если кто и последует моему примеру, то лишь одиночки, коих тут же окрестят маргиналами и потерянным поколением, на которых можно не обращать внимание — мало ли дурачков по городам ходит, на всех психушек и не настроишь.
Довольно грустно осознавать, что вся твоя жизнь не более чем песчинка.
Обидно как-то.