Ice Flower (СИ)

- Я пойду, скажу ребятам, – тихо сказал Владимир Петрович, – Ты останься, проконтролируй.

Девушка присела на свое место на опустевшей скамейке сборной СССР, понуро глядя в спину удаляющемуся тренеру. Была уже глубокая ночь, и все напряжение сегодняшнего дня вдруг разом обрушилось ей на плечи. Нестерпимо захотелось спать, но надо было держать себя в руках. Она не могла предположить, сколько продлится ожидание, также как и предугадать итоговое решение. Ее знаний о правилах игры и опыта было недостаточно, чтобы понять, насколько велики были шансы американцев на успех. С Асиной дилетантской точки зрения ситуация действительно выглядела спорной – сначала выиграли одни, потом другие, несколько раз меняли время. Девушка уже окончательно запуталась, а эмоциональная составляющая и вовсе не давала объективно понять, кто прав, а кто виноват.

Совещание о необходимости созыва комиссии проходило в зале для пресс-конференций в подтрибунных помещениях, и все заинтересованные лица постепенно переместились под закрытую дверь кабинета. Прогуливаясь по коридору, сидя на узких скамейках и просто подпирая стены, секретари сборных, представители администрации и многочисленные журналисты, не теряющие надежды на еще одну сенсацию, терпеливо ожидали решения. Прошло уже больше часа, и Ася лениво болтала с французским корреспондентом о превратностях судьбы и баскетбольных правилах, когда в конце коридора показалась фигура Гаранжина.

Девушка подняла на него глаза и отрицательно покачала головой. Тренер еще ниже опустил плечи и, разворачиваясь, махнул ей рукой, делая знак идти за ним.

- С нами посидишь, – проговорил Владимир Петрович, когда она поравнялась с ним, – Нечего тебе тут одной околачиваться. Новости нас сами найдут.

Ася заходила в раздевалку баскетболистов всего пару раз, еще во Дворце спорта, но на соревнованиях посягать на эту святая святых у нее и в мыслях не было. С явным смущением она переступила порог тесного помещения вслед за Гаранжиным и остановилась у двери, оглядывая ребят. Девушка понимала, что все ждут решения, что неопределенность и усталость давят на спортсменов намного сильнее, чем на нее, но такого увидеть все равно не ожидала. В гробовом молчании игроки сидели и лежали на деревянных скамейках, выставленных вдоль стен, уставившись вперед невидящими глазами. Не было ни шампанского, ни музыки, ни ликующих возгласов, прославляющий советский спорт. В воздухе физически ощущалось напряжение. Некоторые обернулись на вошедшего тренера, но он лишь молча покачал головой и, не задавая вопросов, игроки снова отключились, будто переходя в какой-то специальный режим подавления всех чувств и эмоций. Появления переводчицы на их сугубо мужской территории они, казалось, и вовсе не заметили. Один только капитан задержал на ней взгляд и тихонько похлопал по свободному месту на скамейке рядом с собой, приглашая сесть.

Модестас сидел в дальнем углу раздевалки, а подле него, аккуратно уложив разболевшуюся ногу на скамейку, лежал комсорг, удобно устроив голову на коленях у капитана. Ася села справа от литовца и, обхватив его под локоть, прижалась щекой к его плечу, запуская свободную руку в мягкие волосы Белова. Никто не смотрел в их сторону, все были слишком заняты своими мыслями, никто не обратил внимания на эти, не укладывающиеся в общепринятые стандарты, и тем более неуместные на публике, проявления нежности. Никто кроме тренера.

Гаранжин пристально смотрел на не дающую ему покоя троицу, намеренно позволяя мыслям переключиться с тягостного ожидания на этот странный союз. Он замечал и раньше, что между ними происходит нечто необычное, нечто иное, чем дружба, и большее, чем банальный любовный треугольник, где двое мужчин борются за одну женщину. Владимир Петрович не мог понять этого, и оттого интуитивно старался не обращать внимание на очевидные вещи. Но сейчас ему как-то особенно бросилась в глаза та перемена, которая произошла с его подопечными за последнее время. Эта маленькая девочка, с такой пугающей и одновременно притягивающей внутренней силой, не разделяла, а наоборот делала их ближе. Здесь были и дружба, и любовь, и нежность, и страсть, и верность, и прощение. Как им удалось поделить на троих то, что по закону самой природы было предназначено для двоих, при этом не только не теряя, но и приумножая свою любовь?

Владимир Петрович опустил голову и усмехнулся своим мыслям, а потом снова посмотрел в их сторону и, встретившись взглядом с Асей, будто попал под магическое действие этих тлеющих холодным пламенем угольков, и совершил совсем уже не свойственный себе поступок.

- Трудно любить двоих? – при всех, вслух спросил он, прямо глядя на нее.

Нисколько не смутившись, девушка улыбнулась и, опустив глаза, задумалась на несколько секунд.

- Трудно, когда тебя не любят, – тихо ответила она, пожимая плечами.

- А тебя любят, – будто сам себе сказал Гаранжин, глядя в пол перед собой и слегка кивая головой, – Очень любят.

- Владимир Петрович, – вдруг подал голос Мишико со скамейки напротив, – Все будет хорошо.