Ичж. Минифик_Homm (СИ)

- Тогда это и впрямь возможно. Рухи сильные птицы, но отнюдь не неодолимые. Быть по сему,- Калир встал. - За все свои заслуги перед нашим народом и Степью, по твоему праву Лорда, Свободный Кочевой народ готов присоединиться к тебе в Цитадели.

Следом поднялся Камар.

- Раз так говорит Старшой, то так говорит весь народ. А все несогласные должны по древнему обычаю оспорить это решение.

- Свободный народ Степи не терпит принуждения, - кивнул Киров. - Рабства в нашей памяти было предостаточно.

- Да, Киров, - оба кочевника сели. За ними сели и орки, что поднялись во время этой речи признания. - И, хотя для вас, бессмертных, это лишь история, которая отнюдь не поет вам мрачные песни из вашей крови, но ты доказал делом, что за тобой можно пойти. Кабер! Вели послать гонцов. Послезавтра мы будем у озера Гордыни. Туда должны прийти все Свободные Кочевники Степи. Пусть всякий несогласный скажет свое слово, а согласный начнет готовиться к дороге. Мы пойдем встречать наш новый дом. И начнем готовиться к битве с новым врагом. Вождь, нет, Лорд, расскажи о нем...

Вечером, вместо предполагаемой Кировым дороги, всем оркам выделили шатер рядом с центральным "домом". До заката, на ужин, в нем собрались все гости кочевников, кроме Вождя и Чани. Они находились за стенами. Сперва там оказалась Чани, расположившаяся под заходящим солнышком. В своей любимой позе, обхватив колени руками, она смотрела за последним в этом дне движением светила. Естественно, одна она не оставалась ни на миг: на небольшом отдалении всегда дежурил кто-нибудь из орков. Но ближе к заходу этого наблюдающего сменил Киров, отправив того ужинать. Сам он решил не оставаться на расстоянии, а сел рядом с девушкой.

- Я давно не смотрела вот так на закат, - внезапно завела разговор Чани. - В эти моменты Степь становится волшебной. Казалось бы высушенная трава блестит медью, а небо становится нежно-сиреневым. Становится уже можно смотреть на солнце. Оно не ослепительный белый диск в небе, а неяркий, подёрнутый рябью красно-оранжевый фонарь. Облака, если они есть, всегда играют невообразимыми красками... - девушка ненадолго замолчала. - Закат - это время чудес.

Вновь разлилось молчание. Никто ни о чем более не говорил. Лишь смотрели на плавно текущий к окончанию день. Неподалеку от солнца появились два месяца: третий пока прятался за горизонтом. Сейчас, еще при свете уходящего дня, они были неподвижными твердыми облаками, которые прикрепил какой-то великан шутки ради. Привычному глазу яркому свечению, что даровало пусть и едва различимое, но все равно спасавшее путников в ночи, еще только предстояло войти в свою власть ночью.

- Этот мир становится прекрасен, когда смотришь на него, - вновь заговорила девушка. - Но смотреть вот так, в тишине и спокойствии... Для меня это нечто схожее с чудом. Таким, как этот закат.

- Тогда ты должна наслаждаться этим чувством. Когда-нибудь оно может тебе приесться, - лег на спину Киров.

- Ты довольно жесток.

- С такими словами? Возможно, хотя я, признаться честно, ожидал слова про самонадеянность. Один мой друг меня ими постоянно награждает.

- Хх... - издала девушка непонятный звук, то ли улыбнувшись, то ли фыркнув. И вновь оба игрока замолчали. Но потом все-таки спросила. - И как часто он бывает прав?

- На моей памяти лишь дважды. Это было давно, еще в начале игры. И тогда я и впрямь был самонадеян. За что и поплатился, - губы вождя на недолгое мгновение вытянулись в тонкую струнку. - Но это было давно-о!

Словно прогоняя прочь свои воспоминания, Киров наигранно улыбнулся.

- А ты уже давно... - начала было девушка, но оборвала себя на полуслове.

- В срыве? Или в игре? Довольно. Года четыре, как я в игре, и немногим меньше в срыве. Давно это было, уже даже не помню...

Девушка удивленно обернулась. Ее собеседник смотрел на небо пустыми, ушедшими куда-то вглубь своей памяти, глазами. Зажатая в губах травинка медленно покачивалась на проносящемся волнами ветре.

- Врешь... - едва слышно сказала девушка, отвернувшись. Сквозь ее отрешение, словно пыталась пробиться обида, тщательно задавливаемая привычкой быть тише и ниже травы. Последние дни, когда с ней обращались как с равным, успели незаметно подточить кокн, безопасно отделявший ее от всего остального мира. Ее жажда отбросить его была все-таки сильна.

- Вру, - после паузы согласился Киров. - Не вся правда достойна произнесения.

- А свою я рассказала... - девушка удивляла даже сама себя. Она не хотела этого произносить, но слова, пусть и шепотом, но вырвались наружу.