Выкованная из этого разнообразия совместная американская identity нашла свое наиболее полное выражение в надписи на гербе нации:
Возраставшие в течение всего XIX века огромные потоки эмигрантов прибывали не только из протестантской Северной Европы, но также из католической Западной Европы (Италия. Ирландия) и католической, православной и еврейской Восточной Европы В дополнение к своей собственной identity эти огромные массы новоприбывших адаптировали американскую самоидентификацию, создав новый, так называемый «дефисный» вид идентичности: ирландско-американскую, итальяно-американскую, польско-еврейско-азиатско-американскую и, хотя и с гораздо большими трудностями и после веков преследований и борьбы — африкано-американскую. В таких «дефисных», или, как я их называю, пересекающихся identities дефис, по словам одного из ведущих писателей на темы самоидентификации, демократии и плюрализма Майкла Вольцера это плюс, а не минус. По словам другого ведущего специалиста по американской эмиграции Джона Хигама, дефисность строит здесь и этническую, и американскую identity. В центре ее — глубокая верность идеалам демократии. Когда в 1958 году участников опроса под названием «Гражданская культура» спросили, что делает их американцами, подавляющее большинство ответили — свобода Но и свобода имеет свою собственную историю, и верность свободе — это тоже вид identity, который выражается в верности обществу, где каждый вправе выражать свою собственную идентичность.
Американцы стремятся к более сильной и всеохватывающей identity, чем современные европейцы Интеграция в американскую жизнь не проходит безболезненно, но при этом американская идеология всегда исповедовала разнообразие, основанное на общих гражданских идеалах.
В то время как Американская революция произрастала из различных религиозных конфессий и была основана на глубоком религиозном чувстве. Французская революция полностью отрицала религию В то время, как лидеры американских религиозных общин принимали активное участие в революции, во Франции местное духовенство рассматривалось, как главный ее враг Тесно связанная с репрессивными монархическими структурами, феодалами и правящей элитой, церковь была ярмом, которое нужно было сбросить для того, чтобы обрести свободу. В Америке никогда не было господствующей религии, и сразу же после революции церкви становились все менее и менее официальными, раздрабливаясь на различные самоорганизующиеся, добровольные течения, заботившиеся о своем финансировании самостоятельно Гарантией сохранения этого добровольного характера американской церкви является соответствующий параграф в «Билле о правах», который гарантирует свободу вероисповедания и отделение церкви от государства Зто не только не ослабило, а наоборот — укрепило американскую церковь В сущности, сама свобода воспринимается как святой религиозный принцип, или, как гласит известная формулировка в американской Декларации независимости, человек наделен своим Создателем неотъемлемыми правами. Не случайно Томас Джефферсон, который добивался утверждения «Билля о правах», провозгласившего отделение церкви от государства, говорил о таких дорогих ему принципах в религиозных терминах: «Всемогущий Господь создал ум свободным и выразил своим высшим желанием, чтобы он и впредь оставался свободным и не терпящим никаких ограничений». В своей классической работе «Демократия в Америке», опубликованной в 1830 году. Алексис де Токвиль отмечает, что Америка предлагает «интимный союз религиозного чувства с чувством свободы».