ID. Identity и ее решающая роль в защите демократии

Саид: В панарабской или же средиземноморской… Чего мне хотелось бы — это своего рода интеграции евреев в некую большую общественную структуру, которая благодаря своей сипе и устойчивости может успешно противостоять всем искажениям национального государства… Мое определение панарабизма включает в себя не только евреев, но и другие общины внутри арабской исламской структуры.

Шавит. То есть через одно-два поколения мы будем еврейским меньшинством в арабском окружении?

Саид. Да. Да. Мне это представляется возможным.

Для Саида, который является арабом, самоопределение зависит в первую очередь от того, кто он, этот «сам». Статус меньшинства хорош для евреев, но не для палестинцев Его постнационализм не имеет ничего против «хорошей» identity, в данном случае панарабской. Парадокс состоит в том, что, направляя свои инвективы в адрес Запада и апеллируя в качестве модели к весьма далекой от демократии Оттоманской империи, сам Саид одновременно преподает в Колумбийском университете, расположенном в Нью-Йорке — финансовом и культурном центре самой свободной в истории человечества страны То, что Оттоманская империя предлагала немусульманам, было не равенство, а терпимость к гражданам второго сорта. То, что защищает Саид, — это на самом деле типичный империализм, скрывающийся за маской постнационализма Когда он говорит о едином арабо-еврейском государстве с «общей землей и равными правами всех граждан», когда он утверждает, что «оба народа должны признать факт своей секулярности», его postidentity выступает в качестве просто прикрытия для «панарабизма, который будет включать в арабо-исламскую структуру различные общины». То есть его арабо-исламская identity в данном случае совершенно не является нейтральной.

Саид признает, что палестинцы начали относиться к себе как отдельной нации только в последние пятьдесят лет (до этого они рассматривали себя как арабов, живущих в Великой Сирии). Но он верит, что во имя исправления исторической несправедливости палестинцы должны получить свое собственное государство. При этом его вовсе не смущает то, что, апеллируя к той же самой исторической справедливости, он требует, чтобы одна из самых древних наций в мире была лишена права на самоопределение и жила на своей исторической родине в качестве меньшинства в нейтральном еврейско-арабском государстве Способны ли Саид и его последователи объяснить это бьющее в глаза противоречие?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны снова обратиться к концепции «хороших» и «плохих» identities По Саиду, еврейская identity «ппохая». палестинская — «хорошая». (Собственно говоря, можно даже сказать, что еврейская identity есть квинтэссенция «плохой» самоидентификации). Итак, с одной стороны, есть плохие национализмы с «империалистическими проявлениями патриотического суверенитета», с другой — хорошие, являющиеся частью «истории всех порабощенных мужчин и женщин». Их Саид называет антиимпериалистическими и антиавторитарными, абсолютно игнорирую тот факт, что по большей части такие движения как раз и являются авторитарными Согласно коммивояжерам postidentity, эти национальные движения вносят свой вклад в исторический прогресс, исправляя историческую несправедливость и через голову «империалистического» национального государства обращаясь к будущему постнациональному миру. В отличие от «прокапиталистического, проимпериалистического национализма», который должен быть уничтожен, они играют важную историческую роль.

Зта логика с поразительной точностью следует парадигме хорошей и плохой самоидентификации, введенной в оборот Марксом и Энгельсом. Даже если вы мечтаете о мире без identity — а именно это было мечтой коммунистического рая. — те же самоидентификации, которые приближают осуществление этой мечты, рассматриваются как прогрессивные, те, что тормозят ее. — как реакционные Все зависит от контекста: когда молодые Маркс и Энгельс думали, что прогресс означает развитие капитализма, расширение его рынков и мощи. Франция. Великобритания. Германия были историческим нациями, которые должны были преодолеть и разрушить сопротивление «неисторических» наций Африки и Азии. Когда на следующей стадии классовой борьбы прогресс требовал разрушения капитализма изнутри, антиколониальные движения стали прогрессивными, а колониализм превратился в реакционный. Точно так же для тех, кто верит в мир post identity, Израиль, как последний оплот колониализма, олицетворяет собой плохую identity, в то время как палестинский национализм, который противостоит ему, воспринимается как хороший и прогрессивный.