ID

Но рекорд «полезного идиотизма» был по всей видимости, поставлен немецко-еврейским писателем Леоном Фейхтвангером. В тридцатые годы он был вынужден бежать из фашистской Германии во Францию и, как и многие другие левые либералы, все свои надежды связывал с СССР Приехав в Москву в 1937 году, в самый разгар кровавого сталинского террора, он восторженно описывал в своих книгах и репортажах атмосферу «бодрого оптимизма», которая коренным образом отличала Советский Союз от погруженного в пессимизм Запада. Дело дошло до того, что Сталин даже позволил Фейхтвангеру посетить один из показательных процессов против «врагов народа» Истерзанные пытками, запуганные угрозами репрессий против своих родственников бывшие лидеры коммунистической партии публично каялись в несуществующих грехах, дружно сознавались в сотрудничестве с западными спецслужбами, клялись в верности делу коммунизма и затем один за другим приговаривались к смертной казни. Фейхтвангер не разочаровал диктатора: в своих репортажах с процесса он писал о том, какое огромное впечатление произвела на него верность всех — и судей и подсудимых — идеалам коммунизма.

Американский певец Поль Робсон был другим частым гостем СССР Во время одной из таких поездок в начале пятидесятых годов прошли слухи о многочисленных арестах видных советских поэтов-евреев, среди которых был и личный друг Робсона, писавший на идише поэт Ицхак Фефер. Робсон попросил встречи с ним и, как это ни странно, получил ее: советские лидеры были настолько уверены в преданности Робсона, что сделали то, чего раньше не делали никогда — привезли Фефера из тюрьмы к американскому певцу в гостиницу. Несмотря на неусыпный контроль со стороны КГБ. Фефер знаками дал понять Робсону, что он и его коллеги находятся под арестом и что их, вероятнее всего, ждет смертная казнь Еврейский поэт, обреченный на смерть, просил американского прогрессивного певца помочь ему и рассказать об этом всему миру — но Робсон, как и многие другие, был настолько ослеплен фальшивым советским блеском, что не выполнил эту просьбу. Он продолжал оставаться верным сторонником СССР на протяжении всей своей жизни и только на смертном одре, через много лет после гибели Фефера, рассказал правду.

Феномен «полезных идиотов» — это не просто еще один печальный урок истории. Анализируя причины, по которым так много людей отказывались видеть правду и несмотря ни на что продолжали верить в наличие общих для Запада и Советов идеалов, мы можем лучше понять, почему сегодняшний мир так нерешителен в своем противостоянии тоталитарным диктаторам и взрастившей их идеологии ненависти.

Маркс заметил как-то, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Трагедия закончилась с распадом СССР, фарс же я обнаружил в маленьком нью-йоркском книжном магазине.

В начале 2005 года я провел серию выступлений в университетских кампусах США Поездка была очень насыщенной, но когда выпало наконец несколько свободных часов, я потратил их на то, чтобы удовлетворить авторское тщеславие, а именно — увидеть свою книгу на книжной полке магазина. Сначала я зашел в огромный, похожий на супермаркет книжный магазин, где моей книги, к сожалению, не оказалось. Продавец спросил, не хочу ли я оставить заказ, но нетерпение мое было слишком велико, и потому я попросил у него адрес ближайшего книжного магазина. «Нет проблем. — сказал он, — тут за углом есть магазин политической книги, там наверняка есть и ваша книга».

Через несколько минут я уже заходил в маленький, до отказа набитый книгами магазинчик. На секунду мне показалось, что я совершил путешествие во времени: с развешанных по стенам плакатов на меня смотрели лица Мао Цзэдуна. Че Гевары и Хо Ши Мина. Полки были уставлены книгами Троцкого. Розы Люксембург, собраниями сочинений Ленина и Сталина. Переведя взгляд в глубь магазина, я увидел за прилавком продавщицу, абсолютно соответствующую интерьеру помещения: она как две капли воды была похожа на комиссара из старых советских фильмов Одетая в потертую кожаную тужурку, она прикуривала одну папиросу от другой, беспрерывно пила кофе и так кричала в телефонную трубку, как будто отдавала приказ о штурме Зимнего (только через несколько минут я сообразил, что она делала выговор кому-то на складе за то, что ее заказ не был выполнен).

Хотя я был единственным посетителем в магазине, она была настолько занята своей частной революцией, что не обращала на меня никакого внимания. С большим трудом мне наконец удалось вставить в ее нескончаемый монолог одну фразу: «У вас есть книга Щаранского В защиту демократии'»? Она переспросила имя автора и название книги, справилась в компьютере, а затем, грозно уставившись на меня, спросила: «А почему, собственно говоря, вы думаете, что у нас должна быть эта книга?».

— Потому, — сказал я, — что это политическая книга, а вы, если я не ошибаюсь, магазин политической книги.

Тут она впервые посмотрела на меня и потрясенно произнесла:

— Зто вы написали эту книгу, вы — Щаранский!