Ида Хошавут

— А они всегда печатают такие стихи, — неторопливо пояснил он. — Платишь десять центов за строчку, и тебе их печатают. У нас все так делают, если кто близкий умрет — жена или муж.

— Ах, вот что! — Меня, наконец, осенило. — Здесь такой обычай, и вы не хотите им пренебрегать.

— Ну, конечно, сэр, лишь бы только не слишком дорого.

— Что ж, читайте. — Я приготовился внимательно слушать. Косой луч скользнул по Уиддлу, по бумаге. Уиддл аккуратно разгладил ее и принялся читать:

Моя любимая жена, ты умерла
И счастье наше с собою унесла.
Нет ласки и любви, заботы ежечасной.
Ищу тебя повсюду, но напрасно!

Ты делала столько добрых дел,

Их нет — и я осиротел!
Ищу тебя повсюду, только тщетно...
И слезы падают как ливень беспросветный.

Не слышу больше шагов твоих в дому,

Тебя рядом уж нет, — мне грустно одному...
Но пусть я одинок, отец наш всемогущий
Тебя заботливо укрыл в небесной куще!

Я радуюсь, что ты блаженство обрела,

И мне лишь одному утрата тяжела...
«Не плачь, мой милый муж, не сетуй в укоризне...
Я с неба вижу тебя, каким ты был при жизни.

Я вижу, ты скорбишь, от горя изнемог,

О если б ты со мной вкусить блаженство мог!
Ты был таким добрым, заботливым и честным,
И столько претерпел от людей — все господу известно!
Не забывал никогда ты долга своего
И помогал жене — так не бойся же ничего.

Мужайся, дорогой, не страшись осужденья,

И пусть тебя не тревожит ни страх, ни сомненье.
Быть может, милый муж, осудит свет тебя,
Но твою доброту поймет господь, любя.

Ты воздаянья не знал в труде безвестном,

Но все должны признать, что ты был добрым и честным.
Пусть злые люди тебя чернят,
Ты отврати от них свой слух и взгляд.
Ведь я, твоя жена, на небе помню ежечасно,
Что ты дал мне любовь, ласку, заботу и счастье,
И если Всеблагой соединит нас вновь,
Мы вкусим вновь с тобой и счастье и любовь», —

закончил он и поднял на меня глаза. Должен признаться — я слушал его буквально разинув рот от удивления. Какое простодушие! Какая непостижимая наивность! Ему и в голову не приходило, что это произведение постороннему человеку может показаться неуместным, что оно может вызвать иронические толки и насмешки. Да неужели он сам не видит, до чего все это смешно? Возможна ли такая тупость? Я изумленно глядел на Уиддла, а он сидел, терпеливо ожидая моего одобрения.

— Скажите, — промолвил я наконец, — вы все это сами сочинили?

— Понимаете, — начал он объяснять, — здешние газеты каждую неделю печатают такие стихи. Я почитал их и взял оттуда кое-что — так, немножко, самую малость. А остальное все сам придумал.

— Очень хорошо, — ободрил я его. — Прекрасно! Но не много ли получилось строчек? Ведь цена — десять центов за строку. Придется дорого заплатить.

— Да, — огорченно согласился он, почесывая затылок. Его, видимо, вдруг взяло сомнение. — Об этом я и не подумал. Ну-ка, посмотрим. — И он принялся считать. — Три доллара сорок центов, — объявил он наконец, и замолчал.