Идальго

Хотя многое из «придуманного» мною император и сам прекрасно успевал сделать. Например, за лето по его указанию была проложена железная дорога от Петербурга до Гатчины с заходом в Царское село и Павловск, а теперь начались работы по продолжению дороги в сторону Луги. Понять, зачем дорога тянется к городу с населением менее тысячи человек, было трудно — но, похоже, в планах имелось в виду продолжить дорогу до Пскова или дальше на юг — а там точно было много всякого интересного. Но пока с железными дорогами хотя было и неплохо (в целом по стране), выявились и определенные проблемы. В основном, с качество стали для рельсов: уж больно быстро рельсы эти истирались. На дороге из Липецка в Арзамас их уже несколько штук пришлось заменить, а испорченные рельсы пристроить никуда не получалось. То есть было уже известно, куда их получится пристроить в следующем году, а пока они просто валялись в ожидании «светлого будущего».

Скорого светлого: в Донецке осенью запустили новую печь. Инженер Синицын после разговора со мной подумал-подумал — и придумал настоящий мартен. Качающийся: в России первые качающиеся металлургические печи еще в восемнадцатом веке выстроены были, а за прошедшее время люди опыта набрались и смогли такую печь куда как большего размера построить. Ну он и построил мартен на пятьдесят тонн металла, а в мартене и сталь переплавить было несложно Вот только тащить испорченные рельсы в Донецк гужевым транспортом никто не спешил: зачем спешить, если всего через год из Донецка до Липецка железная дорога дотянется? Причем дотянется железная дорога, построенная уже с применением «хороших рельсов»: под Никополем уже заработала печь, выплавляющее то, что не стыдно было бы назвать ферромарганцем. Правда этот «ферромарганец» в Донецк пока лошадками возили, в смысле сначала на расшивах, а потом уже на лошадках — но когда-нибудь и до Никополя железная дорога дотянется. Скоро дотянется: я уже начал привыкать к тому, что даже «года через три» здесь и сейчас считается «скоро»…

Все делалось именно «скоро» по довольно существенной причине: для любого дела нужно было сначала людей этому делу обучить — но вот хотя бы найти тех, кого обучать можно было, оказалось совсем непросто. И для того, чтобы задачу упростить, по отдельному императорскому указу в казенных деревнях начали организовывать школы для «мужицких детей». Ну а одна такая школа уже имелась — в Лепсари, и после «высочайшей инспекции» этой школы в деревне случились серьезные изменения. Все же я здание для такой деревни слишком уж больше выстроил — и царь решил, что проще в деревеньку «людей добавить».

Правда, добавлять людей он стал по-своему, по-царски: по сути, он сделал из школы интернат. Саперы (снова те же, что строили землебитные дома) построили два новых здания, в которых разместились «общежития для учащихся», и в них поселили сразу сто двадцать детишек, которых просто изъяли из семей в казенных деревнях. Из очень многих деревень изъяли: контингент собирался из «отроков десяти лет от роду», причем выбирались те, кто уже усилиями местных попиков грамоту осилил. А чтобы эти детишки не просто в общежитии болтались, но и науки нужные осваивали, в деревушке поднялись и шесть очень приличных домиков для учителей, да и сами учителя возникли.

Правда, этим новостройки в Лепсари не ограничились, уже сами мужики, сначала подивившиеся тому, как саперы из земли быстро дома строят, решили, что и сами они с такой работой справиться сумеют. А извести для такой стройки добыть им оказалось несложно: во все времена известняк был гораздо дешевле хлеба, а если какой-то купец привозит известь на казенную стройку, то ему и «частнику» закинуть немного несложно. Тем более, что это частник на своем тягле и казенную от берега до стройки доставляет.

Правда, в связи с бурным ростом деревни отдельные личности стали мне очень прозрачно намекать, что хорошо бы было прекратить деревню в село, причем за мой счет, но я ответил этой личности (а это был как раз Серафим), что церковь-то я поставлю, и мне Пастор даже священника надет, но нужен ли Серафиму католический храм в этом месте? И вопрос отпал, по крайней мере, я надеялся, что до моего отъезда в Москву он больше не поднимется.

А судьба (в лице Императора Всероссийского) послала мне очень интересного товарища: директором школы был назначен штабной офицер Байрамов. Интересной судьбы человек: отец его, перс, причем персидский христианин (что было редкостью) в самом начале века перебрался в Россию вместе с семьей и принял русское подданство. Сам он успел повоевать в двенадцатом году, был ранен под Смоленском — и с тех пор в невеликих чинах служил в Генштабе. Женился на русской девушке (дворянке, поскольку и сам был дворянином), остепенился — и теперь его направили директорствовать в деревню, а заодно и арифметику отрокам преподавать.