Идеаль

Она поднесла ко рту яблоко, подправила протезы и откусила. Брызнул сок. Тщательно жуя, она положила надкусанное яблоко на стол и снова улеглась в кровать. Натянула до подбородка одеяло, взяла со стола книжку. «Ну, где же мы остановились?» – пробормотала она, поправляя очки. Ей припомнился образ мистера Нуля в черной фуражке и черном свитере, как он рассуждал об атеизме и случайности. Оказывается, она представляла себе его похожим на мужа Джинни – Льюиса Хикса. Это вызвало у нее улыбку. А кто же Питер Вагнер? Салли еще не знала, ясно только, что он высокого роста, с красивыми печальными глазами и блондин.

– Благослови тебя бог, моряк! – проревел капитан и довольно ощутимо шлепнул его по спине. Потом, очевидно обращаясь к остальным: – Жив. Только шишка на носу, как в пол клюнул, ха-ха!

И они все тоже засмеялись в избытке радости, как восставшие из мертвых праведники.

Питера Вагнера обдало солеными брызгами, в лицо пахнул свежий ветер. Видно, его для оживления вынесли на палубу.

– Жалко, нет виски плеснуть ему в лицо, – сказала женщина.

– На камбузе остался холодный кофе, – предложил мистер Нуль.

– Отлично! – распорядился капитан. – Тащи сюда.

Питер Вагнер поспешил открыть глаза и приподнялся на локтях. Мотобот шел в непроглядном тумане, машины работали на полный ход, в рубке у штурвала никого не было.

– Он приходит в себя, – заметил мистер Ангел и присел над ним, упираясь ладонями в колени.

Питер Вагнер застонал и отер себе губы тыльной стороной руки. Рука оказалась в крови. Он безотчетно напружился, приготовясь к драке. Но тут же одернул себя.

– Здорово ты приложился к полу, моряк, – проговорил капитан. – На вот, затянись. – И подал ему трубку.

Питер Вагнер понюхал и отпрянул, будто кошка. Потом передумал. Это было зелье. Он сделал затяжку. В голове и груди закипело, запекло от какого-то более чем физического накала, холод ветра и тумана снаружи вызвал сильную дрожь. Все четверо, наблюдавшие за ним, как морские ястребы, отреагировали сразу. «Он озяб», «Он дрожит», «Надо унести его с палубы», – одновременно прозвучали их голоса. И не успел он уклониться, как мистер Нуль и мистер Ангел ухватили его один за плечи, другой за ноги и понесли вверх на капитанский мостик. Он обессилел и не сопротивлялся. Руки его обвисли и волочились по трапу; сжав черенок зубами, он только попыхивал трубкой: затянулся – выдохнул, затянулся – выдохнул. В сердце царил мир.

Потом он очутился в полутемном помещении – в капитанской каюте. У стены стоял линялый сине-красный флаг.

– Милости просим, моряк! – сердечно произнес капитан. Остальные подхватили его приветствие и стали с таким азартом хлопать его по плечам и спине, что он бы непременно упал, если бы было куда.

– Садись вот здесь, – сказал капитан. Они силком усадили его в кресло. Теперь у всех были трубки. Вокруг него клубился синий дым, куда более непроглядный, чем туман на палубе.

– Вот это – мистер Ангел, – представил мистер Нуль. – Мистер Ангел спас тебя от смерти.

Мистер Ангел рассиялся, как дитя; трубка разгорелась докрасна.

– Мы на «Необузданном» как одна семья, – сообщил капитан.

– Бывает, конечно, и меж нами кое в чем, по мелочам, несогласие, – поспешил искренне ввернуть мистер Ангел, как видно, для него было очень важно, чтобы уж все начистоту.

Капитан хохотнул, как аллигатор, а Джейн похлопала мистера Ангела по мускулистой щеке.

– Мы тут как человечество в миниатюре, – пояснил капитан, впадая в философический тон и откидываясь на спинку кресла, которое неизвестно откуда пододвинул мистер Нуль. Где-то в опасной близости прозвучал пароходный гудок. Но кроме Питера Вагнера, никто не обратил на это внимания. Капитан словно сидел где-то далеко-далеко. Зелье было отличное, схватывало сразу.

– Мистер Нуль представляет технику, – продолжал капитан с довольным смешком, потом указал черенком трубки на дымную тень мистера Ангела: – Мистер Ангел – хранитель нашей нравственности, как следует из его имени. Он у нас служитель божий, человеколюб и немножечко артист.

В затуманенном мозгу Питера промелькнула мысль, что по-немецки Кулак – Фауст. Очень интересно. Но мысль тут же забылась.

– Я лично считаю, – извиняющимся и немного взволнованным тоном произнес мистер Ангел, – что, как мы хотим, чтобы с нами поступали люди, так и нам нужно поступать с ними. Ибо в этом, по моему глубокому убеждению, единственно верный закон.

Капитан ядовито хмыкнул.

– А наша Джейн… – начал он. Но не договорил, видно, не подобрал слова, и наклонился к самому лицу Питера Вагнера, так что змеиные его глазки в конце концов проглянули сквозь черный дым. – Чем была Гвиневера при дворе короля Артура или дева Мария для христианской религии? Венцом! Алмазом, в котором весь смысл!

И зашелся в смехе, закашлялся.

– Понимаю, – сказал Питер Вагнер.