Стоило мне все это проговорить, и я сама в это поверила. Сидела рядом с Кэрриком на пассажирском месте и чувствовала, как возвращается надежда. А потом глянула на Кэррика и вновь увидела того Солдата – гневного, закрывшегося от всего мира.
Однажды родители подарили Джунипер и мне кольца, показывающие настроение. Они измеряют температуру тела: когда тебе жарко, они становятся красными, а если кожа холодная, кольца становятся лиловыми, потом синими. Ночью, снятые с руки, на тумбочке у кровати, они чернели. Глаза Кэррика – в точности как эти кольца, теперь я это поняла. Их цвет отражал его настроение, вот почему в замке, в камере, они казались черными, они стали карими с зелеными искрами, когда мы спали вместе, а сейчас … сейчас он вовсе не смотрел в мою сторону.
Он затормозил, остановил автомобиль на крутом повороте, как будто не замечая опасности или его это не волновало: если бы кто-то ехал нам навстречу, он не успел бы ничего сделать, врезался бы в нашу машину. В этот момент Кэррик меня напугал: смотрел на меня злобно, глаза потемнели, зеленые блики исчезли, свет померк.
– Ты обманываешь себя, если думаешь, что он
– Нет! – рявкнула я.
– Потому что, заметь, вот он я, и я взаправду рискую жизнью, чтобы тебе помочь.
– И я тоже! – яростно крикнула я.
Он глянул на меня в упор, полыхая гневом, но я выдержала его взгляд, я тоже была зла. Что-то еще Кэррик собирался сказать, но вовремя передумал, аккуратно вписался в поворот, и мы поехали дальше в гору. Оставшиеся сорок пять минут мы глухо молчали. У меня шея затекла, так я старалась смотреть прямо перед собой, только бы не на него.
Я прямо-таки дымилась от злости. Немало времени прошло, пока гнев улегся, и, когда это случилось наконец, я поняла, что сержусь не на Кэррика, на саму себя. Я ведь понимала, что он прав. Арт вовсе не пытается мне помочь. Хотел бы – давно бы уже помог.
Часть вторая
От ворот до крыльца дома, где жил Рафаэль Ангело, добрых пять минут езды. Деревянная табличка с вырезанной на ней надписью «КЛАДБИЩЕ» здорово меня смутила, но вдруг впереди показался дом – огромное деревянное здание с большими стеклянными панелями, в которых отражался лес у нас за спиной, – немногочисленные кирпичи в этой конструкции казались миражом, они будто плавали посреди леса, словно дом старался мимикрировать и слиться с окружающей средой. Я вышла из машины, размяла ноги, чувствуя, как нарастает тревога – я не знала, как подступиться к Рафаэлю, мне нужна была помощь, но я не могла обратиться к Кэррику после ссоры.
– Кто будет говорить? – тихо спросила я. – Нам нужен план.
– Поздновато ты об этом вспомнила! – рявкнул он, избегая моего взгляда. Прямиком направился к двери и надавил кнопку звонка. Ох и упрям! Я бегом нагнала его, но дверь открылась прежде, чем я добежала.
На крыльце появился человек ростом примерно метр двадцать.
Он глянул на Кэррика, потом на меня:
– Ого, жизнь становится интересной. Заходите.
Раскрыл дверь шире и провел нас в свой дом.
Из просторного холла с деревянной лестницей мы прошли в кухню-гостиную, застекленную от пола до потолка – за высокими окнами красовался заросший сад, а дальше – дикий лес. Внутри вся отделка – из дерева разных пород, цветов и фактуры. Дом светлый, нарядный, очень современный – и с легким налетом безумия. Повсюду дети. От подростков до младенца в высоком стульчике, одни унаследовали карликовость, другие нет. Они рассыпались перед нами, когда мы вошли, и собрались за длинным деревянным столом у высоких тонированных окон. Ребята были с ног до головы перемазаны красками.
– Ясень, я просил тебя не есть краску, – сказал Рафаэль. – Липочка, дай одну кисточку Лавру. Груша, воду для мытья кисточек пить нельзя. Малышка Мирт создает свой шедевр. – Нам он пояснил: – У Мирт все выходит коричневым. Это, я считаю, талант.
Он указал на стену, где каждому ребенку отводился свой участок, – доля Мирт действительно была целиком закрашена коричневым.
– Вы всех детей назвали в честь деревьев! – сообразила я. Ясень, Груша, Бук, Лавр, Мирт, Лещина.
– Дзинь! – Он изобразил звонок, как в телеигре.
Мимо нас со смехом прошла женщина, принялась наводить порядок на столе.
– Моя жена Сьюзен. Святая.
На обратном пути Сьюзен наклонилась и обменялась с мужем долгим поцелуем.
– Мой добрый дух и источник успеха. Сьюзен, дети, это Селестина и Кэррик. Поприветствуйте их.
– Привет! – сказали они в унисон.
Мы с Кэрриком переглянулись. Значит, он уже знает, кто мы.