Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века полностью

Возможно, ответить на него поможет изучение образования, которое они давали своим детям: именно в нем долгое время заключалось одно из главных различий между дворянством шпаги и дворянством мантии. С одной стороны, многие дворяне шпаги в рассматриваемую эпоху отрицательно относились к изучению гуманитарных наук[51] и оставались малообразованными, о чем свидетельствуют многочисленные жалобы на их невежество, раздававшиеся в конце XVI – начале XVII века[52]. В 1630 году Никола Фаре сетовал, что при королевском дворе было «немало этих дурных голов, которые по глупости и грубости своей не могут представить, что дворянин может одновременно быть ученым человеком и воином»[53]. С другой стороны, глубокие познания в латинском и римском праве помогали в XVI веке выходцам из буржуазии сделать судейскую карьеру и временно получить дворянский статус. Став благодаря «полетте» наследственными дворянами, они могли, по словам Пьера Бурдье, соединить господство, легитимированное культурным капиталом, как у священников, и господство, основанное на государственной службе, как у дворян шпаги[54]. Тем не менее, хотя французским дворянам мантии были посвящены многочисленные труды[55], вопрос их образования на протяжении XVII века так и не стал предметом отдельного исследования, а недавние книги и статьи, посвященные образованию дворян во Франции в раннее Новое время, рассматривают эту тему лишь мимоходом. К примеру, в самом конце своей монографии об образовании детей из аристократических семей во Франции XVII века Марк Мотли задается вопросом: а следовали ли дворяне мантии примеру аристократии в вопросах образования?[56] Возможно, этот вопрос не удостаивался подробного рассмотрения, поскольку ответ казался очевидным: как хорошо известно, стать адвокатом или судьей можно было лишь при наличии университетского диплома, что, в свою очередь, требовало изучения философии в университетском коллегиуме. Вместе с тем покупка университетского диплома без посещения каких-либо занятий была стандартной практикой на французских юридических факультетах в XVII веке[57] (не говоря уже о том, что некоторые молодые люди добивались особого права занимать должность без диплома). Джонатан Дьюалд утверждает, что дворяне мантии получали полное гуманитарное образование, а дворяне шпаги часто покидали коллегиум, так и не закончив учебу[58], но это не доказывает, что все дворяне мантии посещали коллегиум, поскольку гуманитарные предметы можно было изучать и с домашним учителем. Поэтому мы можем задаться вопросом: каков же был образовательный идеал дворян мантии? Был ли он таким же, как у дворян шпаги? А если нет, в чем заключалась разница?

Отчасти ответ на эти вопросы содержится в книге, впервые опубликованной в 1688 году Адрианом Байе[59]. Байе служил Ламуаньонам, высокопоставленному семейству дворян мантии. В первой части статьи я объясню, кем были Ламуаньоны и почему их взгляды на образование могут считаться показательным примером взглядов дворян мантии. Затем я рассмотрю книгу Байе и проанализирую сформулированную в ней модель образования, что позволит мне оценить различия между моделью, изложенной в этой книге, и соответствующими взглядами дворян шпаги.

<p>Семейство Ламуаньон де Бавиль</p>

Взлет рода Ламуаньонов отражает подъем дворянства мантии в целом. В начале XVI века представители семейства Ламуаньон де Бавиль были мелкими землевладельцами и чиновниками низшего ранга на службе у высокопоставленного рода герцогов Неверских, а позднее они стали членами парижского парламента, высшего судебного органа во Франции в эпоху раннего Нового времени: вскоре членство в парижском парламенте стало передаваться по наследству[60]. Первым представителем рода, сделавшим действительно заметную карьеру, стал Гийом де Ламуаньон (1617–1677). В 1658 году Мазарини и Людовик XIV назначили его первым президентом парижского парламента. Тогда же он достиг большой известности как литератор. В 1640 году он женился на Мадлен Потье, девушке из другой видной семьи дворян мантии, и породнился тем самым со многими заметными фигурами как в парижском парламенте, так и при дворе. В числе его новых родственников был дядя Мадлен, Огюстен Потье, епископ Бовэ, передавший в 1650 году свою епархию племяннику, Никола Шуару де Бузенвалю. Так и возникли связи между Ламуаньонами и некоторыми клириками из епархии Бовэ, в том числе Адрианом Байе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология