Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Соответственно, многие мальчики из числа дворян шпаги покидали коллегиум после нескольких лет учебы и отправлялись в «академии», где они могли упражняться в верховой езде, фехтовании и танцах, а также учиться вести себя среди равных и при дворе[95]. Байе нигде не говорит о необходимости приобретения подобных физических или социальных навыков, но это не означает, что мальчиков из семьи Ламуаньон им не учили: просто Байе, будучи священником, не мог сам быть наставником в подобных вопросах. Тем не менее это показывает, насколько мало Байе ценил достижения подобного рода. Более того, один из его примеров, известный ученый Пейреск, с сильной неохотой отправился в академию, куда его послал дядя-опекун, поскольку главным его интересом было приобретение знаний[96]. Столь заметная разница двух моделей образования, по-видимому, указывает на то, что от двух групп дворянства ожидалось различное поведение. Вероятно, предполагалось, что магистраты, в отличие от дворян шпаги, будут держать себя степенно и сдержанно.

Другое различие двух моделей было связано с отношением к гуманитарным предметам. Хотя учить латынь и гуманитарные науки должны были и дворяне шпаги, и дворяне мантии, первые довольствовались поверхностными знаниями, а от вторых ожидалось, что они будут настолько учеными, насколько это возможно. Как я указывала выше, французские дворяне шпаги долгое время не ценили знание литературы, считая, что она бесполезна для военных. Однако и положение дворян шпаги, и их взгляды заметно менялись по мере того, как росла власть абсолютного монарха и все большее значение приобретала придворная жизнь. В эпоху Людовика XIV от дворянина уже ожидали некоторого знакомства с гуманитарными науками, хотя и не особенно обширного. Как пишет Фаре, «достаточно того, чтобы у него было некоторое представление о наиболее приятных (agr'eables) темах, которые иногда занимают хорошее общество»[97]. Дело в том, что дворянин использовал свои знания отнюдь не так, как судья или адвокат. От придворного ждали, что он покажет хороший вкус в разговорах о живописи, пьесах или геральдике, для чего он и должен был в какой-то степени владеть латинским языком и иметь некоторое представление о мифологии и истории Древнего Рима. Посол или военный использовали латынь как обычное для того времени средство международного общения. Поэтому не стоит удивляться, что Клод Флери, бывший наставник принцев и автор популярного педагогического трактата, опубликованного в 1686 году[98], постоянно подчеркивает, что латынь нужна дворянам шпаги лишь во время путешествий, то есть для общения с иностранцами, поскольку труды древних авторов можно прочитать и в хороших переводах[99].

Все это полностью соответствует наблюдению Марка Мотли, заметившего, что «придворная аристократия, безусловно, так и не стала относиться к классической древности с тем глубоким почтением, которое было столь распространено среди магистратов и учителей»[100]. Напротив, как не раз повторял Байе, Кретьену де Ламуаньону, как будущему магистрату, предстояло однажды взяться за изучение «тернистой науки» юриспруденции[101]. Стало быть, ему было необходимо как следует изучить латинский язык, чтобы не потеряться в закоулках римского права и юриспруденции, следуя в этом примеру знаменитых гуманистов-правоведов XVI столетия[102]. Даже Флери признавал пользу латинского языка для судей и адвокатов, которая объяснялась важностью римского права[103].