Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Идеальное представление о воспитании дворянина развивалось или фиксировалось в самых разных текстах. О разнообразии таких источников напоминает Жан-Люк Ле Кам, который посвятил свою статью надгробным речам в Германии XVII – начала XVIII века. Этот жанр предполагал акцент на тех элементах образовательной траектории усопшего, которые вызывали одобрение в его среде. Отклонения от идеала вынуждают панегириста прибегать к риторическим приемам, которые показывают нам, какие этапы образования и воспитания дворянина выбивались из этого канона. Такие панегирики, конечно, не только фиксировали воспитательный идеал данной социальной группы, но и выполняли своего рода перформативную функцию, влияя на распространение этого идеала в дворянской среде.

В чем-то близкую функцию выполняла и пресса, которую изучают Михаил Киселев и Анастасия Лысцова. В России середины XVIII века зарождающаяся пресса активно обсуждает педагогические вопросы, причем авторы этих публикаций были в основном дворянского происхождения. Их представления о необходимости для дворян хорошего воспитания и образования не выглядят, конечно, оригинальными на общеевропейском фоне. Даже идея о вреде чрезмерного увлечения науками для дворянина, которую мы встречаем на страницах русских журналов, была без сомнения заимствована из западноевропейской прессы или воспитательных трактатов – для российской действительности того времени она вряд ли была актуальной. М. Киселев и А. Лысцова правильно указывают на западноевропейский источник этих идей, но, развивая их мысль, можно сказать, что эти публикации очевидно преследуют цель перенести в Россию и перевести на русский язык западноевропейские дебаты о дворянстве. Русские авторы, без сомнения, хотели повлиять на саму практику дворянского воспитания и валоризовать образование как важный для дворянина культурный капитал и как элемент дворянской идентичности. Несомненно при этом, что для них было значимо само появление такой дискуссии в выходящих на русском языке журналах, ведь подобные дебаты были важной частью интеллектуальной жизни в ряде европейских стран. Известно, какую роль представлению русской литературы на главных европейских языках отводил фаворит императрицы Иван Иванович Шувалов, для которого наличие национальной литературы на языке страны было знаком цивилизованного характера общества. Вероятно, появление публикаций о воспитании дворянства в русских журналах этой эпохи следует рассмотреть и как элемент саморепрезентации империи, рассчитанный не столько на иностранцев, сколько на самих русских дворян и усиливавший их чувство принадлежности к европейскому культурному пространству. Показательно, что ряд авторов, о которых пишут М. Киселев и А. Лысцова, принадлежали к близкому окружению Шувалова.

Как показывает Владислав Ржеуцкий, помимо прессы, российское дворянство имело – по крайней мере в теории – доступ к многим другим источникам идей о дворянском воспитании. Можно упомянуть и законодательные акты, и уставы учебных заведений, которые в России публиковались иногда значительными тиражами и в которых читатель мог найти концентрированное представление властей о должном воспитании дворянина. Воспитательные трактаты и другие произведения западноевропейской литературы, такие как «Истинная политика знатных и придворных особ» (русский перевод вышел в 1737 году, переизд. 1745 года), знаменитые «Приключения Телемака» Фенелона (1747), «О воспитании детей» Локка (1759, 1760, 1788) и «Эмиль» Руссо, были хорошо известны в России как в переводах, так и в оригинале. Наконец, для дворянских семей регулярно составлялись «воспитательные планы» (plans d’'education), хотя позволить себе заказывать такие планы могли лишь весьма состоятельные представители сословия.

Конечно, учебные заведения для дворян также транслировали определенный идеал дворянского воспитания и стремились воспитывать у учеников соответствующие качества. Как показывает Людмила Посохова, через украинские коллегиумы, в которых выходцы из дворянства – слободской и гетманской старшины – составляли значительный процент учеников, иезуитский идеал Ratio Studiorum и латинское образование распространялись в среде казацкой старшины. Коллегиумы нередко поставляли учителей в дворянские семьи, что позволяло воспроизводить эту модель образования. Одной из миссий Кадетского корпуса в Петербурге и Терезианума в Вене было воспитание учеников в верноподданническом духе, а также сближение ключевых групп дворянства этих империй: в этом видели залог устойчивости государства. В России эта политика проводилась при помощи нескольких инструментов: сыновья представителей национальных элит империи целенаправленно определялись в Корпус, где кадеты, представлявшие две главные группы российского дворянства – русских и прибалтийских немцев, должны были изучать язык друг друга. Таким образом, речь не шла об односторонней русификации национальных элит.