Класс наставниц в Московском воспитательном доме создавался в эпоху, когда потребность в домашнем образовании у дворян была еще далеко не удовлетворена и спрос на домашних наставников оставался довольно высоким. Хотя круг идейно близких Шишкову государственных деятелей и публицистов постепенно насаждал идею о вреде домашнего образования, содержание которого неподконтрольно государству, последнее не имело достаточных ресурсов, чтобы полностью институционализировать дворянское образование. Создание класса наставниц под контролем Марии Федоровны было своего рода компромиссным вариантом. Оказавшиеся в провинции наставницы легко находили себе применение на обширном рынке, каковым было провинциальное дворянство. Своего рода «гарантией» профессионализма наставниц как педагогов могли служить и их столичный статус, и образование, полученное под контролем вдовствующей императрицы, и официальный путь их распределения (через Опекунский совет и публикации в
При Николае I Министерство народного просвещения взяло деятельность домашних наставников под жесткий контроль, что привело к сокращению числа иностранных воспитателей, а домашнее образование со второй четверти XIX века утратило свои былые позиции[1031]. Связанная косвенно с этим процессом реформа Воспитательного дома 1837 года, приведшая к закрытию в нем всех профессионально ориентированных классов, положила конец и подготовке домашних наставниц для дворян из сирот и подкидышей, то есть детей, оказавшихся волею судьбы вне своего «звания».
Для императрицы Марии Федоровны создание класса наставниц было также и способом обеспечить будущее наиболее способных к обучению воспитанниц. В отличие от своих подопечных, получавших сравнительно глубокое, но ненужное им в роли «домашних хозяек» и «хороших жен» образование, выпускницы класса наставниц наряду с выпускницами Повивального института оказались, вероятно, первыми женщинами в Российской империи, имевшими профессиональную подготовку и поэтому способными самостоятельно себя прокормить.
Что говорят нам источники?
Жан-Люк Ле Кам
Надгробные биографии как отражение идеала воспитания немецкого лютеранского дворянства: граф Отто Магнус фон Денхофф (1665–1717)
Лютеранская реформация, провозгласив отказ от католической концепции спасения делами и от всех элементов литургии, связанных с представлением о чистилище, повлекла за собой и существенное изменение погребальных практик[1032]. Это выразилось в совмещении надгробной проповеди, основанной на толковании Священного Писания и отражающей надежду на спасение души верой, с надгробным словом в форме биографии, призванным воздать хвалу покойному и наставить собравшихся на путь истинный, указав им на его благочестивые дела как на пример для подражания[1033]. Представители элиты скоро привыкли к такому формату, усвоив обычай публиковать эти проповеди с приложением биографий, а частные лица и институции – обычай собирать их как образчики вероисповедальной литературы или же как элементы семейных архивов. Десятки тысяч таких брошюр, обычно переплетенные вместе в толстые тома, хранятся в немецких библиотеках и архивах, отражая зарождение, расцвет, а затем упадок этой практики на протяжении двух столетий (1550–1750)[1034]. В первую очередь, разумеется, эти социальные и религиозные практики затрагивали именно высший слой элиты, то есть дворянство.