Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Педагогические трактаты, лежавшие в основе принятой Роммом программы обучения Павла, подчеркивали добровольный характер учебы и ключевую роль опыта. Вслед за Локком педагоги-теоретики указывали, что дети должны учиться добровольно и активно. Учеников не следует принуждать к посещению уроков, наоборот, они должны предвкушать удовольствие от чтения и учебы. Механическое запоминание было изгнано, уступив место опыту и самостоятельному приложению разума, которые теперь считались единственно надежным источником понимания, особенно когда речь шла о нравственных правилах[496]. Все большее внимание уделялось самостоятельному мышлению, и каждая ситуация становилась потенциальным источником знаний. Одним из главных сторонников этого подхода был Шарль Бонне, знаменитый психолог и педагог XVIII века, труды которого Ромм тщательно изучил[497]. Бонне считал, что уроки должны стать практически незаметными для ученика: «Я бы учил ребенка тому, что он должен усвоить, так, чтобы не казалось, что я его учу. […] Обеденный стол, игра, прогулка станут той школой, где он получит свое образование»[498]. Чем больше чувства ученика насыщались различными впечатлениями, тем восприимчивее он становился[499]. Другой педагог, сильно повлиявший на Ромма, а именно Руссо, довел эти принципы до их логического предела: ученик должен был стать учителем самому себе. Гувернер обеспечивал благоприятные для учебы обстоятельства, но затем должен был сделать вид, что он сам ничего не знает, ставя себя на один уровень с мальчиком[500]. Несмотря на всю их необычность, эти методы нашли множество защитников. К примеру, в вышедшем в 1775 году Трактате об образовании, пользовавшемся широкой популярностью, Гийом Гривель тоже настаивал, что учитель должен встать «на уровень ученика» и подталкивать его к дальнейшему познанию, находясь как бы в стороне[501].

Для Ромма формирование «сердца» его ученика было и оставалось самым важным элементом воспитания мальчика. Сохранившийся план уроков для Павла, составленный примерно в 1786 году, подробно излагает ежедневный распорядок дня. День начинался в семь часов утра с рисования, затем следовал урок истории, встреча с отцом мальчика, после этого изучение естественного богословия, географии, письмо и досуг. Ожидалось, что Павел сам будет организовывать свой день, следуя этому плану. Впрочем, Ромм подчеркивал, что ни один из этих предметов не кажется ему столь важным, как воспитание нравственных качеств Павла, и что беспокойство о них вызвано «дружбой». Он считал, что их формирование должно происходить в процессе взаимного обучения.

Я буду заботиться о вашем характере еще больше, чем о вашем образовании.

Впрочем, моя дружба всегда будет больше, чем просто моя обязанность по отношению к вам. Поэтому я всегда предпочту мягкость суровости. Давайте будем друзьями. Вы можете даже давать мне советы, высказывать свои мнения, и если они будут хороши, я последую им, чтобы в обществе, где мы всегда появляемся вместе, мы были образцом идеального союза, длительной дружбы, и чтобы о нас могли сказать: они долго будут счастливы, потому что нежно любят друг друга и потому что охотно пестуют в себе желание учиться и быть полезными[502].

Обещание Ромма прислушиваться к советам Павла, прозвучавшее в этом плане занятий, не было легковесным. Он серьезно отнесся к принципу обоюдного обучения и, следуя предписаниям, изложенным в Эмиле, нашел возможность для обоих учиться чему-либо в конфликтах, которые происходили у него с его учеником. Как-то раз, в 1780 году, – он подробно описал все произошедшее Александру Строганову – Ромм рассердился на Павла и отругал его, но вскоре после этого, сожалея о своих словах, попросил у него прощения. Самое сильное впечатление на Ромма произвела реакция Павла – мальчик был тронут: «Он обнял меня, плача, и мои слезы слились с его слезами. Это была одна из самых трогательных сцен, какую можно себе представить. Мы пообещали друг другу прекратить выходить из себя, а вместо этого помогать друг другу». Павел показал свою способность к симпатии и дал обещание участвовать во «взаимопомощи»[503].