Идеализм-2005

Дверь открыла Ольга К. Я скинул начищенные гриндера в прихожей. Рома и Лена курили в окно на кухне. На столе стояли чашки с кофе. Вокруг сидели Чугун, Борщ и Ольга Ф. На Роме и Чугуне были белые рубашки, на Борще — черный военный свитер.

— Здорово, Леха! — Рома обнял меня. — Ну что, почти герой теперь. Несовершеннолетний правонарушитель, блин.

— Да нет, только учусь пока.

— Привет, Леха! Молодцы, акция отлично прошла, — повернулась ко мне Лена.

— Спасибо.

— Абель доволен очень. Привет тебе передавал.

— Классно.

— Он позже подъедет, так что он сам все скажет еще.

— Отлично.

— Ладно, нацболы, — Рома потушил сигарету в пепельнице, — все на месте. Давайте выдвигаться, пока темно.

Товарищи молча начали обуваться. Чугун и Ольга К. взяли два факела, на которые я раньше не обратил внимания. Я все еще не понимал что происходит, но было очень круто. Как мистерия какая-то.

Мы свернули в сторону парка. Тропа петляла среди деревьев. Темно-синее светлеющее небо отражалось на снегу. Ольга и Кирилл зажгли факелы.

— Тут, — командир Московского отделения Партии остановился.

Рома и Лена повернулись друг к другу лицом. Чугун встал рядом с командиром, Ольга — рядом с его заместителем.

— Ну что, нацболы, все самое главное сегодня здесь произойдет, — начал Рома. — ЗАГС, паспорта, штампы, подписи, пьянка, и все, что потом… это все хуйня в общем. Все то, что имеет смысл — здесь.

Командир обвел нас взглядом из-под очков.

— Вы — самые верные наши соратники, с вами нам идти до конца. Поэтому и то, что действительно имеет значение — с вами, — Рома запнулся на мгновение и продолжил. — Ну что, Елена Васильевна, начинаем?

— Давай, Роман Андреич!

Опять все смолкло. Пламя факелов сверкало на темно-синем снегу. Рома смотрел под ноги. Потом поднял глаза, поправил очки. Наклонил голову чуть набок.

— Елена Васильевна, я рад, что годы мы прошли вместе. Рад буду пройти еще столько, сколько отведено. Клянусь тебе в верности. Да, Смерть!

— Роман Андреевич, все то же самое, я тоже рада, — Лена посмотрела в упор на нашего командира. — Клянусь тебе в верности. Да, Смерть!

Потом они достали из карманов лезвия. Сделали разрезы на ладонях…

Ручеек крови окрасил снег красным…

Борщ достал из кармана черной военной куртки пол-литра водки. Сделал несколько глотков из горла. Протянул мне:

— Ебани, Леха!

Бутылка пошла по кругу. Рома и Лена ополоснули водкой ладони, перевязали Бинтами.

Потом мы молча двинулись обратно.

Впереди был долгий день с поздравлениями, стрельбой из ракетниц под ЗАГСом, общепартийной попойкой. Но все это уже действительно не имело значения.

Почему тогда, на какой-нибудь акции, меня не застрелили менты или охранники? Ведь могли бы, наверное. Я закончил бы эту жизнь с осознанием полного, безграничного счастья.

«Министру Иванову — судьбу Сычева!»

Я сижу на подоконнике на одном колене. Высоко, пятый этаж. В руке горит фаер. Главный зал Савеловского военкомата в центре столицы. «Министру Иванову — судьбу Сычева», — написано на мягко падающих на землю листовках.

Андрей Сычев, уроженец Свердловской области, проходил срочную службу в батальоне обеспечения Челябинского танкового училища. В ночь на 1 января 2006 года сержант Сивяков и его приятели заставили Андрея Сычева провести в состоянии полуприседа несколько часов. Так они праздновали Новый год. В результате у Андрея Сычева началась гангрена, ноги пришлось ампутировать. Солдат подвергался и другим издевательствам.

Потом руководство части, где он служил, скрывало случившееся от его матери и от журналистов. К концу января СМИ все-таки узнали о трагедии. На пресс-конференции министру обороны был задан вопрос о солдате. Иванов заявил, что находился в отпуске за границей, катался на лыжах, и что «ничего серьезного не произошло».

История Андрея Сычева страшна от начала и до конца, но ведь на самом деле это обыкновенная российская схема отношений власти и подчиненных, воспроизведенная в замкнутом армейском коллективе. А Иванов с барской широтой выразил по поводу случившегося барскую свою точку зрения. Для него в самом деле ничего не произошло. Отпуск, видимо, хорошо прошел, о показных правилах приличия забыл.

Закрытая на щеколду дверь трясется от сильных толчков снаружи. Слышны крики: «Открывайте, суки!» Через минуту с подоконника меня стащат офицеры, сотрудники военкомата. Повалят на пол, будут прыгать по моей голове.

Потом мы сцепимся с товарищами руками и будем отбиваться от минобороновцев. «Министру Иванову — судьбу Сычева», — высечено у меня на сердце, это мой новый обет, это клятва перед боем. Квинтэссенция ненависти к окружавшей меня с детства действительности. К трусости, покорности, эгоизму, слабости, которым меня пытались учить все семнадцать лет моей жизни.