Идеализм-2005

Приводят Алину. В наручниках. Она улыбается.

— Давайте их вниз. По одному, — распоряжается ФСБшник, — в райотделе везите.

* * *

Смоленская мусарня ничем не отличалась от тысяч таких же заведений по всей стране. Серые менты с обывательскими премудростями «зачем оно вам надо», «сидели бы дома».

ФСБшники сразу увели меня на допрос в отдельный кабинет.

— Мы знаем, что ты организатор, — сказал тот, что осматривал нас в губернаторской администрации.

Я сижу молча, смотрю в пол: «Ничего, скоро закончится».

— На, сука! — сильный удар коленом по лицу отвлекает от ленивых размышлений.

«Ну что вам, бляди? Мы-то дело свое сделали, а вы — нет», — думаю про себя.

На ночь нас закрыли в КПЗ. Камеры находились в подвале райотдела.

Моим соседом оказался молодой еще бич. Поговорить не удалось, как и поспать толком: у сокамерника началась белка.

— Пантеры, они тут, лежат, — повторял бич, мечась из угла в угол.

Охота на пантер продолжалась всю ночь. Только утром этот болезный вырубился. Прямо на полу, с пантерами.

А еще через полчаса пришли мусора:

— Собирайся на суд.

Так я понял, что уголовного дела нет. Обвинений ведь не предъявляли.

Рядом с будкой дежурного в окружении ментов стояли остальные.

Я подошел к Дарвину.

— Такое дело, смотри, — начал я тихо, чтобы мусора не услышали, — у тебя паспорта нет?

— Нет.

— И показаний ты не давал?

— Нет, не давал.

— Отлично. Такая тема. Сейчас нас мусора отправят в контору для несовершеннолетних, как в Нижнем. Там можно месяцами сидеть, сам знаешь.

— Знаю, да.

— Но не все потеряно, в общем. Если приписать год, и сказать, что мы не 88 года рождения, а 87, то нам по восемнадцать лет выходит, понимаешь?

— Понимаю.

— А если нам по восемнадцать, то самое худшее, это пятнадцать суток. Лучше, чем приемник для малолетних.

— Лучше, конечно.

— Я думаю, короче, назвать судье 87 год рождения. Хуже ведь не будет. Мы ничего от этого не проигрываем. В Москве они пробили бы, конечно, а тут не Москва. Может, сработает.

— Толково придумано. Давай попробуем.

— В машину пиздуйте, — прервал наш разговор мусор.

План действительно сработал.

— Макаров Алексей Борисович, 1987 («хуй тебе, мразь, а не 88 год», — думаю про себя) года рождения, — так я представился рыхлой крашеной судье.

— Пять суток административного ареста, — сказала та, не поднимая голову от стола.

Так и в постановлении своем записала, и печать с подписью на нем поставила.

Пятью сутками окрестили и Дарвина, и всех остальных. Систему мы провели. В общем, обманывайте мусоров и судей как можно чаще, оно того стоит.

Во второй половине дня мы уже были в приемнике для отбывания административного ареста. Здание находилось в самом центре города. Его дверь выходила на одну из главных смоленских улиц.

Меня и Дарвина посадили в одну камеру. Ни матрасов, ни одеял, ни кроватей. Темно. На стенах — «шуба». В дальнем от входа конце камеры находилось возвышение, напоминавшее сцену, там предполагалось спать.

— Хуйня, пять суток на одной ноге простоять можно, — вынес я свое заключение, — всяко лучше, чем детский спецприемник.

— Мусора на работу погонят, наверное.

— Хуй им, а не работа. Будем вон там, — я показал на «сцену», — прохлаждаться вместо работы.

— Да, я тоже так думаю.

— Дарвин, ты видел табличку перед дверью сюда? — спросил я нацбола.

— Нет, не обратил внимания.

— Ну, там типа памятная доска такая. Написано, в память о смоленских НКВДшниках, которые в июле 41‑го в боях за город погибли. Походу укатали немцы всю смоленскую мусорню тогда.

— Прикольно, да.

— Вот я думаю, главное, что поголовье тогда их мусорское сократилось.

Так радует это.

— И путинские мусора того же заслуживают.

— Безусловно…

Дарвин замолчал ненадолго. Потом сказал:

— Вот выйдем, купим водки и «Ягуара», будем хуярить всю дорогу до Москвы.

— Да, дружище, давай именно так и сделаем.

Я лег на «сцену», снял бундесверовку, накрылся ей.

— Сидел прошлую ночь с ебанашкой, к которому белка пришла. Пантер, блять, всю ночь ловил. Не спал почти, а день тяжелый выдался. Прилягу ненадолго. Если смоляне дачку с колбасой принесут — буди. Колбаса сейчас вообще в тему была бы.

— Ага. Пантеры — прикольно. Я с дедом каким-то вонючим сидел…

Штурм Горкома

Тогда, весной 2006 года, я думал, что скоро все начнется по-настоящему, что весной 2008, во время выборов — все, революция.

А на самом деле приближался конец. У российских спецслужб имелись свои наработки, и никакой революции они допускать не собирались.

В понедельник 15 мая в горкоме КПРФ на «Автозаводской» шло обычное собрание Московского отделения. Рома говорил. Я сидел во втором ряду, рядом с Дарвином. Не в первом — первый для руководства или бывших подельников Лимонова. Назир стоял за дверью зала. Было слышно, как он переговаривался по рации со скаутами на улице.

Назир резко открыл дверь:

— Тревога!

Нацболы достали разом кучу «аргументов», в основном «удары», но у кого-то даже травматы с собой были.

— Что случилось? — спросил Рома. — Нашисты?

— Не знаю, — ответил моряк, — скауты говорят, автобусы какие-то подъехали.

Из состава исполкома на собрании были я, Ольга Ф. и Назир. Лены не было.