Но как только Крячко стал задавать вопросы, касающиеся не дел давно минувших дней, а сегодняшней веселой картинки, так сразу же на лице Осадчего возникло прежнее выражение апатии. Прямо не опер, а мудрец античный на покое, философ-агностик, убежденный в принципиальной непознаваемости мира. Преступного.
Кто из местных авторитетов контролирует потоки левого самопального спирта? Есть ли хоть какая-то связь, пусть даже намек на нее, у Мачо либо Коли Гроба с АОЗТ «Светлорадсертинг»?
– Смотрит он на меня тусклыми глазами вареного судака, – Крячко чуть не сплюнул от злости, но сдержался, лишь очередную сигарету закурил, – и мямлит, дескать, ничего-то он не понимает в связях местного криминала с нелегальным бизнесом, а в экономических вопросах – нет, ты представь, это производство левой гидрашки так теперь называется! – вообще ни бельмеса не смыслит. А затем взгляд его проясняется, и он мне выдает следующую сентенцию: «Вам, – говорит, – не кажется, что борьбу с преступностью мы уже необратимо проиграли? Или у вас там, в Москве, еще остались иллюзии?»
Гуров грустно улыбнулся. Он доверял чутью «друга и соратника». Раз уж Стас заподозрил гнильцу в подполковнике Осадчем, то имеет смысл к этой личности внимательнейшим образом присмотреться. Но вот что касается иллюзий, тут с Олегом Ивановичем спорить трудно. Не осталось иллюзий.
Лев давно пришел к выводу, что бороться с организованной преступностью бессмысленно. С этим злом надлежит воевать, а не бороться!
Разница тут не в терминах – в принципе. Борьба подразумевает хоть какие-то правила, но пока что правила эти развязывают руки лишь бандитам, а тем, кто от них общество защищает, как раз наоборот – связывают намертво. Как не было закона об организованной преступности, так и нет его, пустобрехам в Думе не до таких мелочей. Зато плодятся многочисленные самозваные защитники неотъемлемых прав ворюг, насильников и убийц. Ах, какая же лафа негодяям среди трусливых дураков!
Вот «на войне – как на войне», тут уж бить врага дозволено по всем божеским и человеческим законам, используя любые средства. Пусть даже морально сомнительные. Поневоле вспомнишь о суде Линча, недаром генерал Орлов как-то обмолвился, что есть в подобной практике рациональное зерно. Надо попросту понять, что по-иному с раковой опухолью криминала, разъедающей Россию, не справиться. Поздно больного таблетками-микстурками потчевать, нужен хирургический нож.
– Мне в плане взаимопонимания с подполковником Калюжным, – невесело сказал Гуров, – тоже похвастаться нечем. Дурацкая складывается ситуация: делаем общее дело, а он глядит на меня так, будто я на глазах всего Светлораднецка ему пощечин надавал. Знаешь, я ведь попытался ему что-то объяснить, Липкина упомянул, о прикидках своих предварительных начал рассуждать, так ведь не слушает! Сплошные амбиции. Как же, обошли его, такого умного, на повороте.
– Хм-м, так ведь кто первым встал – того и тапочки, я этот закон еще со школы милиции усвоил накрепко, – сочувственно отозвался Станислав. – Он что, до такой простенькой истины не додумался? В его-то возрасте завидовать успеху своего брата сыщика? Не верю! Он же наш с тобой ровесник. И чин немалый, заметь. За какие-то заслуги полученный. Эх, Лева! Не в восторге я от этой троицы. Генерала Беззубова имею в виду, а также пару его подчиненных. Причем, очень похоже, особо доверенных лиц.
– Других-то нет, – мрачно заметил Гуров, у которого упомянутая троица тоже особой симпатии не вызывала. Особенно в контексте последнего разговора с Орловым относительно возможной «протечки» в самых высших эшелонах светлораднецкого УВД. – Одно сегодня приятное знакомство выдалось, светлое пятнышко на поганом фоне серых милицейских будней, прямо как для контраста, ей-богу. Любаша Липатова, очаровашечка твоя. Хороший у вас вкус, пан Крячко.
– Смотри, взревную, как Отелло, – усмехнулся Крячко, – да еще Маше заложу!
Затем Станислав встал, потянулся, сладко зевнул с подвывом, как кобель на завалинке, и сказал просительным тоном:
– Лев, я вымотался вусмерть. Соображаю с трудом, тем более три этих трупа так перед глазами и мелькают. Денек у нас с тобой сегодня выдался не из легких, давай-ка баиньки укладываться. Вон у тебя во второй комнатушке диванчик симпатичный какой, сразу видно – номер люкс! Знаешь, утро вечера мудренее.
Гуров проснулся рано, за окошком было еще совсем темно. Сон не освежил его, голова по-прежнему была тяжелой. В соседней комнатке мелодично посапывал носом Крячко. Лев от души позавидовал «другу и соратнику», понадеявшись, что тому снится что-нибудь поприятнее треххвостой псины.
Он умылся, вышел на кухню. Поставил на плиту чайник, на вторую конфорку – небольшую кастрюльку. Затем, усмехнувшись, достал из морозильника купленный вчера вечером по дороге из университета пакет пельменей. То-то Стасу сюрприз будет! Подошел к окну, широко распахнул форточку.
Ворвавшийся в тесную кухоньку порыв ветра швырнул ему в лицо мелкие водяные брызги. Лев поморщился. За окном лениво колыхалась сырая пелена тумана.