Натянув свежевыстиранный комбинезон, также обладающий практичным свойством быстро сохнуть, я прислушалась, и ровным счетом ничего не услышав, открыла незапертую дверь. Не знаю, оставили ее открытой специально, или имперцы решили, что я никуда не буду выходить, ведь в этом нет смысла, но поскольку в эту же секунду не взвыла сирена, я вышла в коридор и отправилась на прогулку куда глаза глядят.
Долго идти не пришлось. Около первой же развилки на стене висел план крейсера на случай эвакуации. Красненький кружочек обозначал местонахождение рассматривающего схему… почти в самом центре крейсера.
Сначала сердце рухнуло вниз, но я тут же отругала себя последними словами. Я в центре, ну и что? Это подтверждало что угодно, кроме наличия у меня болезни. Может, после небольшой экскурсии за грань существования, во мне обострилась интуиция, и в дальнейшем ее получится использовать для выигрышей в азартных играх, а может, тело всего лишь запомнило сюда дорогу, передав ощущение долгого пути на задворки мозга. Ведь не через гиперпространство же меня сюда доставили.
Я повернула обратно, слегка опираясь на стену. У дверей «моей» комнаты ждал Марк. Будто ему заняться нечем, кроме как за мной следить. Почти уверена, что где-то в комбинезоне у меня теперь есть имперский датчик, не следил же Марк неустанно за изображениями с камер.
Мысль о том, что мне придется слишком часто находиться рядом с ним больше так не ужасала и почти не вызывала страха. Человек ко всему привыкает, даже к постоянной опасности. Глядя на это часто улыбающееся лицо можно не сомневаться — его обладатель легко убьет меня в любой момент, как только я сделаю что-то не так или надоем ему. Но смерть-то для меня определенный выход.
Все так же неторопливо шагая, я разглядывала Марка. К сожалению, любой девушке польстило бы внимание парня с его внешностью, этого я не могла не признать. Но только другого парня. Сам Марк, пожалуй, вызывал даже среди общества, где вращался он и его отец, страх, а не симпатию. Возможно, я еще слишком незрелая и глупая, чтобы думать иначе, но впечатление это настолько яркое, что почти осязаемо.
В этот момент я решила верить своим чувствам. От Марка веяло одиночеством, скукой, вечным недовольством окружающими. Да, пожалуй, он хотел большего, чем мог получить от жизни… чего-то необычного.
— И как тебе прогулочка? — чуть насмешливо промурлыкал он, когда я оказалась рядом.
— Жизни вокруг не обнаружено, — отрапортовала я. — Мне вот что-то плохо стало, а врач наверно в следующем крейсере летит?
Марк ожидал явно не этого. На его лице даже промелькнуло беспокойство. Примерно как у ребенка, который видит, что его новую игрушку сейчас превратят в груду мусора.
— Сердце? — спросил он. Я кивнула. — Что же ты раньше не сказала?
— Видишь ли, раньше оно не болело, а я тебе не старуха, которая отличает, правый бок печени у нее болит или левый…
Я и вскрикнуть не успела, как Заррон подхватил меня на руки и отнес на кушетку. Он нажал что-то на стене и на потолке над кушеткой разъехались в стороны панели. Спустился медицинский аппарат с кучей датчиков. Я зажмурилась от яркого света, пытаясь справиться с рассинхронизировавшимся глазным имплантатом, и с изумлением сообразила, что находилась, по-видимому, все это время в лазарете.
Между тем, проверив показатели, Марк не стал мелочиться, закатал оба рукава, и машина сделала по уколу в каждую руку, после чего нырнула обратно в потолок. Беспокойство, что мне вкололи слишком много, быстро отступило, потому что становилось все лучше и лучше.
Пожалуй, нужно ловить момент и попытаться убить Марка сейчас, пока он еще думает, что мне плохо… вот только чем это сделать? Попытка вскочить с койки, чтобы отыскать подходящее орудие для убийства не удалась. Сознание затягивала нежная патока, окутывавшая тело приятным теплом и невесомостью.
Но как нередко бывает, из объятий наступающей дремоты что-то выдернуло.
Поцелуй. Я вдруг почувствовала на губах странное прикосновение, похожее и непохожее на поцелуй. Что-то было не так.
Веки с ушедшим в перезагрузку имплантатом не желали разлепляться без глазных капель или хотя бы воды, зато левому глазу, подпитанному выбросом адреналина, хватило сил широко распахнуться.
От увиденного по коже прошел мороз, а писк чего-то в изголовье койки помог сознанию проясниться сильнее.
Рядом никого. Марк с задумчивым видом стоял у выхода и явно не переместился туда за те несколько мгновений, требовавшихся, чтобы взгляд сфокусировался. Странное «прикосновение» к губам еще не исчезло, словно кто-то действительно пытался со мной поцеловаться, но обладал телом едва-едва плотнее воздуха.
От страха руки и спина покрылись пупырышками.
Над изголовьем пискнуло еще раз, и койка начала теплеть — приборы решили, что пациенту холодно, повысили температуру.
Мне же хотелось поднять руку и с силой провести по губам, стереть это странное, пугающее ощущение, но тело стало неподъемным.