— Имейте в виду, милая: если мне не понравится — я молчать не стану. И всем расскажу.
Перетта виновато улыбнулась:
— Вам понравится, сударыня. Уверяю вас.
Мещанка, наконец, развернулась и вышла.
В торговый зал ввалились сразу несколько человек, и лавка тут же наполнилась гомоном, будто ожила. Перетта выдохнула — Амели это ясно видела. Она и сама выдохнула. Казалось, единственное, чего можно было ждать от этой любопытной тетки — это неприятностей.
Кажется, торговля задалась. Люди входили и выходили с покупками. Никто больше не интересовался хозяином. Перетта без устали сновала за прилавком, и к шести часам лотки почти совсем опустели. А Амели все это время простояла у смотрового оконца, не в силах отойти ни на минуту. Казалось, что она может упустить что-то важное.
Только теперь она позволила себе расслабиться и поняла, насколько устала, буквально валилась с ног. Она присела на табурет, прислонилась к стене. Но это была приятная усталость, а внутри разливалось такое тепло, такое умиротворение. И как же было хорошо… Настоящее признание наступит тогда, когда станут поступать постоянные заказы из богатых домов. А они обязательно будут. И нужно будет задуматься о работниках.
Амели приоткрыла дверь в лавку, кивнула служанке:
— Закрывай. Ты просто умница.
Перетта кивнула, пошла к двери, но ее буквально сшибло. Недавняя мещанка ворвалась в лавку, как солдат в захваченный форт. Она прошагала к прилавку, швырнула остатки пирога, завернутые в салфетку:
— Верните мне мои деньги. Сорок луров, милая моя. И еще двадцать — за ущерб.
Перетта потеряла дар речи, даже попятилась. Наконец, опомнилась:
— Что стряслось, сударыня?
Мещанка вытаращила глаза, уперла кулаки в бока:
— Она еще спрашивает! Торгует незнамо кто, а у дитя потом живот болит. Платите, или я и до Конклава дойду!
Перетта покачала головой, кровь совершенно отлила от щек:
— Быть такого не может, сударыня.
Тетка наступала:
— Так я, по-вашему, вру! И дите мое врет!
Амели с ужасом увидела, как открылась входная дверь, и в лавку начали заходить люди. Мещанка раструбила по всей Седьмой площади. Толпа наступала на несчастную Перетту, которая отступала за прилавком все дальше к стене. Она все время смотрела на дверь в кухню, будто звала на помощь. Это было уже слишком. Бедная Перетта ни в чем не провинилась.
Амели чувствовала, как внутри все забурлило, жар прилил к щекам. Она дернула дверную ручку и вышла в зал:
— Что здесь происходит, сударыня?
Тетка даже вздрогнула от неожиданности, повернулась:
— Стало быть, вы и есть хозяйка?
Амели задрала голову, будто готовилась к бою:
— Я и есть.
— Так от ваших поганых пирогов у меня теперь дитя хворое.
Амели хмыкнула, покачала головой:
— Я за свои пироги отвечаю, сударыня. За каждый. Дитя ваше от того хворое, что за ним лучше приглядывать надо. Ваш мальчик мне все дерево оборвал, листву жевал. И кто знает, чего успел съесть после. Следить за ребенком лучше надо.
Тетка опешила. Какое-то время приглядывалась к Амели, даже щурилась. Обернулась к остальным:
— А это не дочка ли господина Брикара? Та, что за колдуна пошла?
Амели похолодела.
— Да, она самая.
— Она и есть.
Тетка хищно улыбнулась, выкатила глаза:
— Вот, значит, как. А я сразу недоброе почуяла. Я такое сразу чую! Муж, значит, в реку швыряет, да посмеивается, а жена решила весь город потравить! Даже девку торговать наняла, лишь бы не прознали.
Амели покачала головой и даже отступила на шаг:
— Все не правда. Вздор вы говорите.
Та повела бровями:
— Вздор? Так разве же муж не колдун? Уловы в Валоре тоже вздор? Или вздор, что бедное дите животом мается?
Амели сглотнула, сжала кулаки:
— Мой муж здесь ни при чем. И пироги мои хорошие. Вкусные пироги!
Тетка кивнула:
— Хорошие, да не долго. А ты смотри, хозяюшка, а то ненароком ночью двери кто соломкой обложит, да запалит. Чтобы неповадно было. Не надо добрым людям твоей поганой стряпни.
Амели сцепила зубы, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Только этого не хватало на глазах этих бессовестных, злых людей. Она сглотнула, задрала подбородок как можно выше и процедила, угрожающе сжав кулаки:
— Подите все вон. Вон!
Глава 60
Перетта захлопнула входную дверь с таким грохотом, что Амели содрогнулась всем телом. Ухватилась за стену, чувствуя, что подкашиваются ноги. Она опустилась на ступеньки у двери в кухню и коснулась груди — было нечем дышать.
Служанка подбежала, опустилась на колени, прямо на пол:
— Госпожа! Дурно, госпожа? Воды?
Амели обессилено кивнула:
— Да, воды.
Перетта вскочила, кинулась в кухню и вернулась с глиняной кружкой:
— Вот, госпожа. Пейте, пейте. Сейчас отпустит.
Амели залпом осушила кружку, утерла рукой взмокший лоб. Посмотрела на Перетту, чувствуя себя совершенно растерянной:
— Как же так? Милая Перетта, как же так?
Слезы уже жгли глаза. Служанка опустилась рядом на ступеньку, обняла, как добрая подруга, поглаживала Амели по спине:
— Не печальтесь, госпожа. Не печальтесь, Создателем прошу. Вам никак нельзя.