Тетка Соремонда говорила когда-то, что Феррандо любит пирожки с требухой… Кажется, Амели знала, что делать.
Она надела чепец и передник, достала все необходимое и принялась ставить тесто — вечером как раз все будет готово. Соремонда лукаво смотрела, когда Амели попросила дать потрохов, но промолчала. Вручила таз и не проронила ни одного лишнего слова. Карп шкворчал на сковороде, наполняя кухню умопомрачительным запахом.
Амели уложилась вовремя. Когда за окнами стемнело, она подцепила противень и вытащила из пышущей жаром печи прекрасных румяных рыбок с пышными хвостами, чешуей и черными глазами. Теперь их получит тот, кому они и предназначаются. Она уложила салфетку в самую красивую корзинку, выложила самые ровные пирожки и крикнула:
— Орикад!
Демон появился со знакомым шлепкой. Как обычно, раздраженный и брюзжащий:
— Чего тебе?
— Где мой муж?
Орикад смотрел на печево с такой жадностью, что даже высунул кончик языка:
— Пирожки отнести?
Амели покачала головой:
— Нет, я отнесу сама.
— Тогда он занят.
— Врешь.
Орикад скорчил обиженную гримасу:
— Не-а…
Амели усмехнулась, взяла с противня два пирожка, которые не уместились в корзинку, и протянула демону:
— А если так?
Тот обрадовался, как ребенок. Ухватил в каждую ручонку и уже потащил в рот. Будто опомнился:
— Если так, то он в своих покоях. И ничем не занят.
Амели взяла еще один пирожок и протянула Орикаду:
— Видишь, как хорошо дружить.
Тот ничего не ответил, потому что набил рот.
Амели сняла передник, поправила платье. Взяла корзинку и решительно вышла за дверь: нет, сейчас все будет совсем иначе.
Глава 57
Амели тихонько постучала в дверь покоев. Прислушалась. Сердце колотилось, но страха не было. Дверь открылась сама собой, и Амели вошла.
Феррандо сидел в обитом бархатом кресле у окна, что-то читал в свете затухающего дня. Даже не поднял головы:
— Что вам угодно, сударыня?
— Я хотела поблагодарить вас за подарок.
— Вы уже благодарили.
Амели старалась быть терпеливой:
— Еще раз.
Он, наконец, оторвался от книги, поднялся, сцепил руки за спиной:
— Я слушаю. Благодарите.
Амели нелепо перебирала пальцами теплую корзинку:
— Я испекла это для вас. Если я правильно помню, ваши любимые.
Он принял корзинку:
— Надо же… Вы помните.
Она с готовностью кивнула.
Феррандо отставил корзинку на комод, даже не взглянув:
— Благодарю, сударыня. Но мне нужна жена, а не кухарка с хорошей памятью. Кухарка у меня есть.
Амели чувствовала, как заливается краской. Это было слишком. Бессовестно. Унизительно. Внутри заклокотала самая жгучая обида вперемешку с дикой яростью. Она закусила губу и изо всей силы залепила мужу пощечину:
— Ты бесчувственный! — Рука вновь взлетела. — Самодовольный! — И вновь. — Желчный болван! Ты хуже своих проклятых статуй!
Он лишь поджимал губы.
— Ты чудовище! Ты…
Амели не договорила. В мгновение ока Феррандо притянул ее к себе и впился в губы, лишая возможности дышать. Какое-то время Амели колотила его в грудь, но с каждым ударом руки слабели. И она уже висела на его шее, жадно отвечая на поцелуй. Все это время она не могла признаться самой себе, как хотела этого. Внутри все затрепетало в ожидании ласки. Амели жадно тянулась за губами, но Феррандо неожиданно отстранился:
— Это ты или моя магия?
— Что? — Амели ничего не поняла.
— Это ты или моя магия? Как ты там говорила? Это у тебя ведь отличная память.
Она посмотрела в синие глаза:
— Я. Но зачем ты так со мной?
Губы Феррандо коснулись щеки, спустились на шею, оставляя влажную дорожку:
— Я слишком долго ждал, когда ты придешь.
Амели зарылась пальцами в его гладкие волосы. Она могла бы найти тысячи возражений, цепляться к словам. Но отец всегда говорил, что в великих ссорах первым делает шаг тот, кто умнее. Кажется, именно сейчас их первая великая ссора подходила к логическому завершению. К великому перемирию. Первым делает шаг тот, кто умнее. А второй… а второй чувствует себя победителем. Пусть так. Если ради счастья и спокойствия надо было проиграть — Амели была готова на жертвы. Тем более, проигрывать было приятно. Но проигрыш ли это?
Она коснулась кончиками пальцев щеки Феррандо, провела по скуле:
— Я пришла.
— Почему?
Казалось, Феррандо все еще было мало. Он будто боялся поверить. Но великая ссора закончится, как бы он не старался.
— Потому что люблю тебя. Но любишь ли ты?
— Я полюбил тебя слишком давно.
— И боялся признать? Мучил себя и меня?
Он не ответил, лишь оборвал поток вопросов поцелуем, и Амели ликовала, чувствуя, как в животе все завязывается узлом.
Теперь все было иначе. Наконец-то так, как и должно было быть. Спальня зазолотилась от пламени свечей, погружая альков в интимный полумрак. Феррандо забыл про магию, даже корсет расшнуровывал сам с завидным упорством. Казалось, даже этот процесс доставлял ему удовольствие. Руки тянули шнурки, а губы скользили по шее. Он прикусил ухо:
— Нужно запретить тебе носить такой тугой корсет.
— Почему?
— Тетка говорит, что это вредно для ребенка. К тому же, его будет гораздо легче снимать.
Амели подняла руки, обхватывая его за шею:
— Хорошо. Но, кажется, вторая причина заботит тебя сильнее.