– Тогда я ещё работала посыльным и без устали бегала с поручениями по городу. Поэтому это задание было самым обыкновенным, не хуже и не лучше других. Я пришла к вашему дому и уселась на камень в тени большой липы. Вечерело. Все окна были ярко освещены, и только в одном свет был приглушен. Я смотрела на это окно и думала о том, что там борется за жизнь один маленький мальчик. У него есть родители и большой особняк, и наверняка он ни разу не голодал, но прямо сейчас мои дела обстоят лучше, чем у него. И ещё я думала о том, как узнать, жив ли он ещё или уже умер? Что происходит в богатых домах, кoгда там умирает ребенок? В нашем приюте таких детей просто накрывали простыней и уносили прочь. Вынесут ли и этого ребенка под простыней? Или позовут священника? Или занавесят все окна черной тканью?
Лоттар говорила монотонно и ровно, невидяще уткнувшись взглядом на карман Кристиана. В ее широко распахнутых глазах отражались блестящие пуговицы с сюртука.
Кристиан вспомнил ту страшную ночь,и от незатейливых и очень циничных размышлений Лоттар давние события показались ему еще страшнее. Она говорила о возможной смерти Исаака с такой обыденностью, что дышать становилось трудно.
– Примерно в полночь из вашего дома вышел доктор. Он шел очень быстро, сгорбившись и будто убегая. Торопился ли он так сильно потому, что очень устал и хотел спать или бежал прочь от мертвого пациента? - продолжала Лоттар. – Я хотела спросить его об этом, но он прыгнул в экипаж и уехал. А я опять осталась в темноте и неведении. Шел час за часом,и ночь казалась мне бесконечной. Было холодно,и я время от времени прыгала вокруг камня, чтобы согреться. Вдруг этот мальчик умер, спрашивала я себя,и тогда господин Гё накажет меня за то, что я припозднилась с этой новостью? К рассвету я так отчаялась, что уже раздумывала, не перелезть ли мне через забор и не прокрасться ли в дом. И когда я уже почти решилась, дверь распахнулась и вы вышли на улицу. Вы стояли совсем рядом и смотрели на небо, не обращая ни малейшего внимания на маленькую бродяжку, замеревшую возле вашей ограды. Я разглядывала ваше лицо и никак не могла понять егo выражения. Вы были похожи на каменное изваяние. А потом вдруг молча заплакали, и я решила, что ваш сын покинул этот мир. Но в то же мгновение вы засмеялись. Так вы стояли, запрокинув голову, слезы текли по вашему лицу,и смех звучал очень жутко в ночной тишине. Это потрясло меня. Mне стало очень страшно и очень грустно. И тогда я протянула руку и едва коснулась вашего рукава.
– Mальчишка, который отдал мне яблоко, - пораженно выдохнул Кристиан.
– Это все, что у меня было, - просто ответила Лоттар.
– Тогда мне это показалось добрым знаком, и я отнес яблоко Исааку. Как будто само провидение дало мне надежду.
Лоттар улыбнулась, но ее глаза оставались печальными.
– Вы были первым человėком, к которому я прикоснулась, – едва слышно сказала она. – Никто и никогда не трогал меня – разве что Ганс, когда пытался поколотить,или наш приютский свящеңник, который обожал сажать маленьких девочек на свои колени,или я массировала ноги господина Гё. Но это совсем иное. Еще господин Фейсар иногда гладил меня по косичкам, и я всякий раз думала , что умираю. Но сама я никогда не трогала других людей по собственной воле – мне было некого. Я выросла, не зная ни ласки, ни объятий, и вы были первым человеком, кого мне захотелось утешить. К которому я захотела прикоснуться.
Кристиан молчал, не в силах вымолвить ни слова. Как будто небеса обрушились на него и придавили к земле.
– С тех пор, – c мужественной и мучительной откровенностью снова заговорила Эльза, – я всегда относилась к вам немножко иначе, чем ко всем другим людям в мире. Как будто украдкой присвоила вас себе и получила на вас какие-то права. После смерти господина Гё у меня было множество путей, но если бы вы не послали за мной Катарину, то я бы сама к вам пришла.
– Стало быть… – голос оказался хриплым, потому что в горле стало сухо.
– Вчера вы были так близко и так славно пахли, а я вдруг подумала – что, если вы так и останетесь единственным, кого я захочу коснуться? И единственным, кто коснется меня?
Кристиан и сам не понял, когда его руки отпустили ее ладони и стиснули плечи.
– Я не хочу быть вашим отчаянием, Эльза, – вырвалось у него, и в запрокинутом к нему лице проступило его неистовство.
– Так станьте чем-то другим, – воскликнула Эльза,и огненный шар взорвался в животе Кристиана. Застонав от невыносимости этой женщины, он не нашел иных ответов кроме как поцелуя – напористого, влажного , пахнущего одиночеством и неумением понять ни ее, ни себя. Эльза не стала ничего изображать и снова прятаться в панцирь, обратилась в его руках в льнущую виноградную лозу, обвила его шею руками , прижималась так плотно, что ее сердце колотилось прямо в грудь Кристиану. А потом так и притихла, согревшись в столь непривычных для нее объятиях.