Но Эбби ни о чем не жалела. Правда, теперь Люк ударил по ее самолюбию с такой силой, что она сомневалась, что сможет оправиться. Эбби не могла сказать с уверенностью, кому предназначалось выражение отвращения на его лице — ему самому или ей?
Она предложила ему себя, но он решительно отверг ее. Может, его и влекло к ней на уровне чувств, но его разум сопротивлялся изо всех сил.
А вот Эбби желала его всем своим естеством.
Избегая его взгляда, она подняла одеяло с пола и завернулась в него.
— Я приму душ. Увидимся внизу.
— У меня гора работы.
— Ты обычно работаешь по субботам? Хотя можешь не отвечать. Конечно, ты занят, потому что в твоей жизни нет ничего, кроме работы, — хмыкнула Эбби. Ей отчаянно хотелось, чтобы он увидел, какой глупостью было его воздержание.
— Я ведь сопровождал тебя на балу?
— Тебе там понравилось, — выразительно посмотрела на него Эбби. — Разве я не права? Люк, ну же, признайся, что ты хорошо провел время.
— Это мероприятие имело значение для тебя, поэтому я поехал туда, — безразлично пожал плечами Люк. — Вот и все.
— А как насчет поцелуя?
— А что с ним?
— Хотя их на самом деле было два. Один вчера в машине и вот этот. Мне показалось, что ты тоже получил удовольствие.
Он чуть скривил губы, словно хотел стереть с них память об этих поцелуях, и от его взгляда повеяло ледяным холодом.
— Я вернусь домой около шести, — бросил Люк и направился в ванную.
— Ты ничего не забыл?
— Ты о чем?
— Мне нечего надеть. — Эбби указала жестом на одеяло, в которое была завернута.
— Надень платье, в котором была на балу.
— Ты что? — закатила глаза Эбби. — Это позор — появиться на публике в вечернем платье среди бела дня. Еще и на следующее утро после события, на которое его надевала. Я сгорю со стыда.
Казалось, Люк потерял способность говорить. Он открывал и закрывал рот, словно вел с собой какой-то внутренний спор.
— Ладно, я покажу тебе вещи Кимберли, и, может, тебе что-нибудь подойдет.
Но когда он раздвинул дверцы своего огромного шкафа от пола до потолка, с одной его стороны, на приличном расстоянии от его собственных рубашек и брюк, на вешалках висело всего несколько женских вещей.
— Можешь приступать, — бросил он и шагнул в сторону, как будто один вид одежды Кимберли причинял ему боль.
Эбби развернула несколько вешалок, но ей показалось немного жутковато носить вещи умершей женщины, хоть они и были очень красивыми и очень дорогими. Интересно, что думал Люк, когда сравнивал купленную на распродажах одежду Эбби и вот эти шикарные наряды?
— Извини, — вздохнула она и сделала шаг назад. — Но, мне кажется, я не смогу надеть их. — Эбби повернулась к Люку и заглянула ему в глаза: — Зачем ты хранишь их? Почему не уберешь в коробку или в какой-нибудь ящик?
Люк закрыл шкаф, выражение его лица оставалось непроницаемым.
— У меня не было времени.
— Но уже прошло пять лет…
— Когда-нибудь я решу этот вопрос.
— Когда переедешь в дом для престарелых? — сыронизировала Эбби. — Мне кажется, что это неправильно хранить их так долго. Ты все время живешь прошлым…
— Поверить не могу, что именно ты читаешь мне лекции о том, что мне делать с моей жизнью.
Эбби прекрасно понимала, что в его случае сработал защитный механизм, и отступила.
— Люк, прости за любопытство. Это не мое дело, но почему ты до сих пор хранишь ее вещи? И ты абсолютно прав. У меня нет никакого права критиковать твой образ жизни, когда моя собственная — сплошной бардак.
Он вдохнул, а потом сдержанно выдохнул:
— Я храню их, чтобы помнить.
— Ее? Кимберли?
Люк развернулся и подошел к окну.
В комнате воцарилась тишина, похожая на неожиданную музыкальную паузу. Публика замерла и ждала, ждала, ждала, когда прозвучит следующая нота.
Эбби хотелось подтолкнуть Люка к разговору, но она знала, что будет лучше, если он сам заговорит.
— Кимберли погибла в тот вечер, когда я порвал с ней.
— О нет… — судорожно выдохнула Эбби, сердце которой мучительно сжалось. — Мне так жаль…
Когда Люк повернулся к ней, на его лице отражались сожаление и угрызения совести.
— Я думал о том вечере сотни тысяч раз. Что было бы, скажи я все по-другому или дождись другого дня или даже недели. Может, тогда она была бы жива.
— Ты… считаешь себя виноватым в ее смерти? — потрясенно посмотрела на него Эбби. — Но…
— А разве ты на моем месте чувствовала бы себя по-другому? — напрямую спросил Люк.
Ей нечего было возразить, потому что она сама до сих пор чувствовала себя ответственной за смерть матери.
— Люк… Я прекрасно тебя понимаю. И мне очень жаль, что ты так долго живешь с этим чувством вины. Наверное, это невыносимо.
Его лицо немного прояснилось, словно участливые слова Эбби немного сняли его внутреннее напряжение.
— Я до сих пор чувствую себя виноватым за то, как порвал с ней. Как вообще строил наши отношения.
— Ты был счастлив с ней?