Идеальная копия: второе творение

Вольфганг изучил старые, коричневатые двухцветные фотографии своих прабабушек и прадедушек, тщательно одетых и причесанных, смотревших серьезно и с достоинством, и полувыцветшие цветные фото. Вот и фотография дедушки Ведеберга, которая в увеличенном виде висела у отца в кабинете: ярко выраженный нос на худом лице, горькая складка в углу рта. Этот человек не казался довольным ни собой, ни миром. Фотография его бабушки запечатлела ничем не примечательное лицо, седые волосы и темные круги под глазами. Вольфганг знал о ней только, что она была медсестрой. На снимке она стояла в старомодном костюме сестры милосердия.

В тоненьком альбомчике в зеленом льняном переплете хранились фотографии его родственников по материнской линии, оставивших после себя еще меньше информации. На потрепанной свадебной фотографии бабушка и дедушка принужденно улыбались в объектив, следующий, слегка нечеткий снимок, где они стояли рядом с новеньким автомобилем. В альбоме было еще только две фотографии дедушки, который всю свою жизнь был заядлым курильщиком и рано умер от болезни легких; на одной он бережно держал на руках свою новорожденную дочь – мать Вольфганга, на другой, сделанной для паспорта или каких-то документов, он смотрел серьезно и деловито светлым, слегка лукавым взором. Кривым детским почерком Вольфганг подписал когда-то снизу его имя: Эвальд Дорн. Да, это он помнил. С этим дедушкой он бы с радостью познакомился.

Затем следовало еще несколько фотографий овдовевшей бабушки – она так больше никогда и не вышла замуж, одна растила дочь в страшной нищете. От снимка к снимку она казалась все более усталой, печальной и надломленной. Единственной фотографией, на которой она хотя бы чуть-чуть улыбалась, была последняя, запечатлевшая ее с отцом и матерью у Бранденбургских ворот. Какие они оба были тогда молодые! Вольфганг не удержался от улыбки. Отец носил еще длинные волосы, тогда они были темными, что делало его похожим на разыскиваемого полицией террориста. Интересно, что мать в нем нашла? Трудно сказать. Но они прожили вместе много лет, так что должно было быть что-то, что их связывало все эти годы. Поженились они незадолго до рождения Вольфганга – это было, конечно, не более чем пустой формальностью.

Вольфганг поднял глаза и посмотрел на свое отражение в темном окне. А что могла найти в нем Свеня? Тоже трудно сказать.

Четвертый альбом был большим, толстым и синим. В нем практически без исключения были только фотографии Вольфганга. Вольфганг – младенец, в колыбели, как его пеленают, купают, Вольфганг – летом на траве, и зимой – в снегу, в детском саду, перед входной дверью с ранцем. И конечно, огромное количество фотографий, на которых он играл на виолончели.

Все это было очень мило, только абсолютно бессодержательно. Ничего особенного не ожидая, Вольфганг еще раз просмотрел альбом с испанскими фотографиями.

Эти снимки явно передавали нелюбовь его семьи к фотографиям. Быть может, они запечатлели приятные воспоминания, но при подробном рассмотрении оказывалось, что они не говорили ровным счетом ничего. На девяноста процентах из них можно было видеть мать, на остальных – отца, смотревшего в объектив с таким перекошенным лицом, как будто он ее боялся. Фоном служили заросшие пальмами улицы, старые стены крепости или морской берег. Легко было догадаться, что это в Испании.

Вольфганг хотел было уже захлопнуть альбом, но взгляд его приковала одна фотография. Что-то на ней раздражало его, но что? Он поднес альбом ближе к свету и рассмотрел снимок повнимательнее. Это была одна из фотографий серии «Мать-перед-древними-стенами». Древняя стена окружала утес, на котором возвышались мощные стены крепости, а за ними виднелся маяк. Мать стояла, одной рукой придерживая на голове соломенную шляпку с широкими полями, а другой указывая на море. Стандартная поза для фотографии.

Но тут Вольфганг понял, что раздражало его на этой фотографии, и это подействовало на него, словно прямой удар в солнечное сплетение.

Он узнал эту крепость.

Более того: каждый, кто не провел последние две недели на другой планете и не был убежденным телененавистником, знал эту крепость. Может, и не у всякого была учительница по истории, которая чувствовала себя обязанной разъяснить на примере видеопленки, запечатлевшей одно знаменитое интервью с одним знаменитым ученым, что это здание называется крепость Эль Морро. Но никто точно не смог бы забыть, что это интервью было снято в Гаване.

Другими словами, его родители, которые поженились за год до его рождения, провели свой медовый месяц не в Испании, а на Кубе.

Глава 12

– Думаю, что это ничего не значит, – сказала Свеня.

– А я уверен, что все это не просто так, – ответил Вольфганг.

Она вопросительно посмотрела на него:

– Но…

– Черт, Свеня, они меня обманывали! Они никогда не говорили мне, что были на Кубе. Никогда. Всю жизнь я считал, что они ездили в Испанию. Они были на Кубе, как раз в то самое время. Все сходится.