Идеальная ложь

Примерно в половине восьмого Мэг услышала шум у входной двери. Обычно по вечерам уборщики не добирались до этажа Мэг раньше восьми, и, хотя здание вообще считалось безопасным, Мэг, уходя домой позже обычного, частенько видела, как ночной охранник дремлет, поклевывая носом. Мэг привыкла жить одна, ее ментальный радар был высокочувствительным к постоянным предупредительным сигналам опасности городской жизни. Ее кабинет был единственным, где горел свет, и его легко было увидеть из коридора. Поэтому, когда она услышала, что кто-то идет по холлу, она почувствовала страх и прилив адреналина в крови.

— Эйб!

Он был одет как будто собирался на работу: расстегнутое черное кашемировое пальто, строгий темно-синий костюм, сшитая на заказ рубашка, шарф, как у школьника, накинутый на плечи. Его волосы были немного влажными, и Мэг догадалась, что пошел снег. Она поняла и то, что очень рада его видеть. Слишком рада. Она сделала шаг назад.

— Ты меня до смерти напугал!

— Прости. — В руках он держал брезентовую сумку, которую теперь поставил у дверей. В ней лежали три свертка одинакового размера в подарочной упаковке. — Мне бы лучше позвонить, но я только утром появился в городе. Все пытался с тех самых пор… Я развозил подарки и заезжал на вечеринку к Спелмену. — Он окинул взглядом ее офис: бумаги на столе, а рядом с ними — наполовину пустой стаканчик колы и маленькая пачка соленого печенья, оставшегося после вечеринки. Мэг сняла туфли на каблуках и была в очках для чтения, которые тщеславие позволяло ей носить только, когда она оставалась одна. Ей показалось, что в глазах его была жалость.

— Ты одна? — спросил он.

— Мы были так загружены, — сказала она, снимая очки и надеясь, что без них будет выглядеть более беспечно. — Я пытаюсь сделать что-нибудь с этими чертовыми бумажками.

С того дня, когда он поцеловал ее в парке, они больше фактически не виделись. Мэг поразило, насколько сдержанным и собранным он выглядел — полностью контролирующий себя и сознающий, что происходит вокруг. Этан был очень экспрессивен в своих движениях — сплошные мышцы и грубая мощь, — часто не отдавая себе отчет в собственной силе. Эйб каждую секунду осознавал, где находится и с кем. Его жесты были сдержанны. Его поднятые брови в зале суда могли посеять сомнение в голове самого упорного присяжного. Рука сгибается, предваряя вопрос, — потом резко падает в сторону: слишком много вопросов, чтобы на них можно было ответить.

Она ощутила, как сильно ей хочется почувствовать эти руки на своем теле, и защитным движением прижала ладони к груди. Где же он был эти последние две недели, когда она нуждалась в нем больше, чем в ком-либо еще в своей жизни? Мэг не привыкла хотеть того, до чего не могла дотянуться, не привыкла быть зависимой от другого человека — и от этого чувствовала себя уязвимой и смущенной. Она хотела потребовать от него объяснений — полный отчет о его «ненадежном» поведении и одновременно ей хотелось попасть в теплое уютное убежище его рук.

Он вынул один из запакованных подарков. Из опыта предыдущих лет Мэг знала, что это должно быть очень хорошее шампанское.

— Бордман рассказал мне про Люсинду несколько часов назад, — сказал он, протягивая ей подарок. — Мне очень жаль.

— Но ты не можешь сказать, что не предупреждал меня. — Мэг попыталась улыбнуться, но подозревала, что это выглядит не слишком убедительно.

— Как ты справляешься?

— Прекрасно, — Мэг повернулась и положила подарок на стол. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо, когда она лжет. — А ты? Ты выиграл дело в Лос-Анджелесе?

— Между прочим, да, — сказал Эйб, делая шаг к ней. — Но не благодаря мне. Я не вкладывал в это свое сердце. Просто, слава богу, адвокат с противоположной стороны оказался полным идиотом.

— А где… — Мэг продолжала стоять спиной к нему, теребя пластиковую ручку коробки. — Где было твое сердце?

— Я думал, ты должна это знать.

Она почувствовала его руки на своей талии, тепло его губ на своей шее. Он притянул ее к себе за спину, а потом медленно повернул к себе лицом. Ей казалось, что она видит его насквозь — его страстное желание, его разочарование. Когда она сейчас смотрела на него — в его глаза, слишком знающие, слишком старые для этого подвижного мальчишеского лица, — ей пришло на ум, что все, что он отдавал Бекке, — это блеск его любви, чистой и идеализированной, и что он не допускал ее в темные уголки своей психики. Он отдал ей все — а она швырнула все это назад на глазах у всего света.

Возможно, именно этого он боялся и сейчас, именно поэтому сдерживался. Любовь для Эйба означала поклонение. Он вознес Бекку на пьедестал — он боготворил ее, но всегда на расстоянии вытянутой руки. В течение долгих лет Мэг и сама не хотела от мужчины большего. Но убийство Этана все изменило. Она уже не могла получать удовлетворение только оттого, что брала.