Идеальная ложь

Я объяснила ей, что могу позволить себе почасовую оплату за решение вопросов с наследованием и пенсионными накоплениями, но не уверена, что у меня хватит средств, если придется раскошеливаться за каждый телефонный звонок.

Стоило мне завести разговор о деньгах, она отмахнулась, заявив, что это не имеет значения.

— Для меня имеет, причем очень серьезное, — ответила я.

— Я очень обязана Дэвиду Фоксу, — пожала плечами Карла. — Он спас мою карьеру, хотя в тот момент мне требовалось несколько другое. Если ты от него, то, помогая тебе, я рассчитываюсь по старым долгам. Мы можем договориться о ставке — и все. А уж в какое время суток ты позвонишь — неважно.

Это меня немного успокоило.

— Слушай, Эрин, — продолжила она. — Я не собираюсь тебе врать. У тебя на руках все козыри. Ты пришла по рекомендации моего друга, причем с таким интересным делом, за которое я уже давно не бралась. У меня… Хм… ладно… Скажем так: у меня особые отношения с полицией. И вообще — ты иммигрантка, я иммигрантка, так что ты мне теперь вообще как родная, поняла?

И вот тут я даже рассмеялась.

Карла отвечает после второго гудка.

— Привет! Кажется, я нашла в вещах Дэнни кое-что интересное. Визитную карточку психиатра. На ней написано «пятница, 15:00». Что делать?

Подумав несколько секунд, Карла задает встречный вопрос:

— У тебя на завтра какие-нибудь планы есть?

* * *

Офис доктора Лесли Кляйн располагается на одной из тихих улочек Норт-Беллпорта по соседству с другими такими же небольшими офисными зданиями с небольшими бронзовыми табличками и аккуратными воротцами.

Ее секретарша хмуро смотрит на меня. Да, сюда приходят люди, которым требуется помощь психиатра, но, думаю, даже на их фоне я выделяюсь — я, белая ирландка, требующая встречи с врачом вместо записанного на прием чернокожего американца.

Секретарша нажимает на клавишу интеркома, бубнит в него что-то невнятное, и через несколько минут в комнате ожидания, стены которой выкрашены в пастельные тона, появляется Лесли Кляйн.

Доктор Кляйн грациозна и элегантна. На ней льняные брюки свободного покроя и шелковая рубашка с накидкой из пашмины[11], седеющие волосы собраны во французский шиньон, а на груди висят очки на золотой цепочке.

— Простите, вы у меня?.. — обращается она ко мне.

— Эрин Кеннеди, — представляюсь я.

Лесли выгибает брови, отчего крошечные морщинки на ее лбу, которые не настолько заметны, каку меня, хотя доктор старше меня лет на двадцать, делаются глубже.

— Простите, Эрин, но у меня сейчас все расписано, — говорит она.

— Да, я знаю, — киваю я. — Если я все понимаю правильно, сейчас должен был быть прием у моего мужа. Но он не придет.

Лицо ее хранит все тоже участливо-вежливое выражение. Конфиденциальность клиента для психиатра превыше всего. Быть может, Лесли даже не хочет признавать, что Дэнни был к ней записан.

Но глаза ее выдают, выражение в них на миг меняется, она прекрасно понимает, о ком идет речь.

Кроме того, в комнате ожидания больше никого нет.

Значит, Дэнни действительно собирался сюда прийти.

Причем не только в эту пятницу в три часа.

Он ходил сюда каждую пятницу к трем.

Он посещал психиатра регулярно.

Меня словно обухом по голове бьет. Я сама не знаю, как я это вдруг поняла.

— Он не придет, потому что его нет в живых, — добавляю я.

А вот на эти мои слова доктор реагирует. Глаза Лесли расширяются, губы чуть дергаются.

— Я вам очень сочувствую, — произносит она. — Очень.

Я не спускаю с нее взгляда. Меня что-то беспокоит, но сама не понимаю что. — Прошу вас, заходите, — кивает Лесли.

Посторонившись, она пропускает меня в кабинет, заслоняя секретаршу, которая старательно делает вид, что не слушает наш разговор, — но я при этом замечаю, что печатать она стала медленнее.

Внутреннее убранство кабинета являет собой эталонный образчик того, как должно выглядеть рабочее место психиатра. Никаких массивных столов из красного дерева. Все выдержано в тех же пастельных тонах. Широкое, обтянутое ворсовой тканью кресло врача располагается напротив мягкой бежевой кушетки.

Интересно, сколько раз мой муж укладывался на эту кушетку и вытягивал ноги?

Широкие окна выходят на лес, от которого веет тишиной и покоем. Никакого шума машин. Лишь шелест листвы и доносящийся из открытого окна, тихое позвякивание музыки ветра и едва заметный аромат благовоний.

Лесли садится, я продолжаю стоять.

— Я очень признательна, что вы нашли в себе силы приехать сюда и обо всем рассказать, — говорит она. — Когда это случилось?

— Во вторник, — отвечаю я.

— И как вы эти несколько дней?

Я открываю рот. Закрываю рот.

— В вашем положении лучше всего найти себе какое-нибудь занятие, — дружелюбно советует врач. — Поставить в известность друзей и близких. Привести в порядок его дела. Но при этом не забывайте уделять время и себе. Вам надо переварить случившееся.

— Хотите знать, что случилось? — перебиваю ее я.

— Да, если вы готовы со мной этим поделиться.

— Он покончил с собой.

Ну вот опять. В ее глазах снова что-то промелькнуло.

— Я вам правда очень соболезную, — произносит Лесли.

— Правда? — спрашиваю я.

Она кивает.

Мнется.