Волохов присел в кресло Дениса и задорно усмехнулся:
– Ты мне ничего не должна.
– Почему это?
– Потому это.
Лера мотнула головой:
– Нет-нет, мы так не договаривались.
– Лер, мы вообще никак не договаривались.
– Я знаю, к чему ты клонишь.
Даниил прищурился:
– К чему же?
– Я… Прости, но я не смогу ответить тебе взаимностью…
Он оторвал взгляд от её губ и откашлялся:
– Так я и не просил.
– Тогда почему ты не выставляешь мне счёт?
– Лера, милая, во-первых, я ещё ни разу не участвовал в подобных бракоразводных процессах. И это для меня оказалось бесценным опытом. А во-вторых, я уже однажды нагнул Стаса. И сделать это ещё раз – самая лучшая реклама. Половина Москвы точит на него зуб. И теперь я ежедневно получаю пару-тройку звонков с просьбой судиться со “СтандартТехноСтроем” и, в особенности, с его коммерческим директором. Поверь, я не обеднею и не разорюсь, если не возьму оплату с одной женщины, отчаянно пытающейся просто сохранить свою жизнь после развода с Багрянцевым.
– В чём подвох?
– Лера, нет тут подвоха. Я просто сделал себе шикарную рекламу. Бизнес, ничего личного.
– С трудом верится.
– Придётся напрячься и поверить, – Даниил забрал подписанные ею документы и встал. – Удачи тебе в новой жизни. Кстати, кто ты теперь? По новым документам?
Лера скривилась:
– Смирнова Анастасия.
– Неплохо. Прощай, Смирнова Анастасия.
– Прощай, Волохов Даниил…
Он тепло приобнял Леру одной рукой, прикоснулся губами к её волосам и быстро вышел.
– Слушай, а если…
Волохов притормозил в коридоре:
– Не говори мне, куда именно летишь. Но если что-то случится, мой номер у тебя есть.
– Хорошо…
* * *
Они молча ехали в Шереметьево. Злая ирония испепеляла Диму изнутри. Только в этот раз почему-то было в разы больнее.
В международном терминале было, как всегда, многолюдно. Лера зарегистрировалась на рейс, и они пошли в сторону паспортного контроля. В десяти метрах Дима резко остановился и крепко прижал её к себе.
– Не улетай. Я просто убью Багрянцева, и мы будем счастливы.
Лера пыталась проглотить подступившие слёзы, но они оказались сильнее и предательски скользнули по её щекам. Она посмотрела снизу вверх на Диму и грустно улыбнулась:
– Не надо, малыш.
– Ты мне нужна, – Сокол старался запечатлеть её образ в памяти.
– Прости… – она медленно поцеловала его, а потом прикоснулась губами к его закрытым глазам. Дима быстро заморгал. – Прости…
– Неужели того, что с нами произошло, недостаточно, чтобы побороться?
Лера мягко смахнула с его щёк слёзы бессильной ярости.
– Дим… Внутри меня всё выжжено… Осталась лишь стопка потерь… Я не способна…
– Я могу бороться за нас двоих.
Она спрятала лицо, прикоснувшись лбом к его плечу.
– И плевать, что я сейчас говорю в точности, как Стас…
– Малыш, пожалуйста, не надо. От этого ещё больнее, – она снова посмотрела в его красные глаза.
– Позвони мне.
– Я не знаю…
– Тебе это не нужно, да? – Дима сжал её ладонь, сплетаясь пальцами.
– Сейчас мне нужно немного другое…
– Позвони мне. Это должно сработать. Я уверен.
– Мне пора…
Сокол обнял её за шею и в последний раз поцеловал. Нежно прощаясь, но словно требуя, чтобы она запомнила этот момент и не разрушала то недолгое, что было между ними.
– Прощай, малыш…
– Нет. До встречи.
* * *
Дима вернулся к Ауди и закурил. Внутри всё клокотало и переворачивалось. Выкурив первую сигарету, он сразу закурил вторую. Облокотился на машину. Закрыл глаза. Все три дня он не отпускал Леру от себя. Обнимал. Целовал. Ласкал до безумия. И она внешне отвечала взаимностью, но мыслями была уже где-то далеко…
Сокол вспомнил слова Вовы о том, что каждый трахарь однажды влюбится и будет страдать. Улыбнулся.
– Спасибо, Мастер. Накаркал.
Он сел за руль и медленно выдохнул. Пришла пора сделать то, на что у него так непозволительно долго не хватало духу.
* * *
– Прости меня, мам…
Дима просидел в машине у родного подъезда не меньше получаса, прежде чем собрался с мужеством подняться и позвонить в дверь к матери. Подставляться под пули было не так страшно, как спустя восемь лет вернуться домой и наконец-то попросить прощения за всё, что произошло тогда.
– Дима?.. Ты… Ты стал ещё больше…
– Только мозгов не прибавилось…
Через месяц после похорон сестры Дима одним росчерком связал свою жизнь с “Фобосом”. Сил смотреть в глаза родителям не было. Хотя он потом исправно каждый месяц отправлял им деньги. На похоронах отца Дима тоже не появился. Струсил. Теперь же, когда он всего лишь поверхностно коснулся боли Леры, потерявшей ребёнка и вообще всё, Сокол понял, насколько это могло ранить или даже подкосить. И решение увидеться с матерью пришло само собой.
– Милый… Где же ты пропадал?
Дима вошёл и сначала неловко, а потом очень крепко обнял маму и затрясся мелкой дрожью.
– Прости меня… Я всё испортил. Всё разрушил.
– Зайчик… Я так рада, что ты… Я так скучала… Пойдём… Не в дверях же стоять… – она взяла его за руку и прошла в гостиную.
– Как ты, мам? – Сокол несмело разглядывал её лицо с россыпью мелких морщинок, с грустными, такими же, как у него, серо-зелёными глазами, в обрамлении уже равномерно седых мягких волос.