Идеальное вторжение

Третья крыса пережила укол абсолютно спокойно, явно не испытывая болевых ощущений. Михаил Эдуардович ликовал. Ему удалось получить безопасный, идеальный в работе антифриз. Да, его стоимость увеличилась на порядок, но разве возможно сопоставить ее с ценой человеческой жизни! Торжество Комарова омрачалось нюансом, который абсолютно постороннему человеку мог показаться забавным. Де-юре антифриз с такими характеристиками Михаил Эдуардович уже получил, а отдельные злопыхатели, владевшие достаточно полной информацией, давно запустили омерзительный слушок:

— Как же, создал он антифриз! Стибрил у американцев — и все изобретение!

Но ученый работает не только ради денег и удовлетворения собственного любопытства. Он тщеславен и, добившись выдающихся результатов, с некоторой долей самодовольства оповещает о них весь научный мир. А Комарову оповещать было некого, за исключением Жирносека. Только Богдан Ильич мог оценить замечательное достижение ученого. Причем наивному Михаилу Эдуардовичу казалось, что бывший доктор способен в полной мере понять его чувства.

На самом деле Жирносек внимательно прислушивался к Комарову совсем по другой причине. Имея задатки хорошего психолога, он пытался определить моральное состояние ученого, узнать, насколько тот в ладах с собственной совестью. Больше всего Богдана Ильича волновало, сумел ли Михаил Эдуардович примириться с тем фактом, что до сих пор антифриз фактически использовался для убийства людей. Ведь Комаров, знавший лишь об официальной стороне деятельности «Новой жизни», при большом желании мог утешиться тем, что замораживались только безнадежные больные, доживавшие свои последние дни. Тогда Жирносек мог спать спокойно.

И тут повеяло затхлостью камеры пожизненного заключения. Комаров был в восторге от собственного открытия. Он долго и нудно говорил о тяжком бремени, которое оно снимет с их грешных душ, и даже каком-то частичном искуплении.

— Миша, — душевно сказал Жирносек. — Мы с тобой взрослые образованные люди. Я — медик по образованию, ты, как биолог, должен разбираться в сущности жизни и смерти. Тогда взгляни широко открытыми глазами на реальность, которую мы с тобой обсуждали уже много раз. Мы отправляем на заморозку только людей, находящихся на последнем издыхании, страдающих от жутких болей. Они уже не живут, а мучаются. Заморозка для них — высшее милосердие…

— Может, скажешь, что и менять ничего не надо, продолжать вводить старый антифриз, поскольку он намного дешевле, — сердито перебил Комаров.

— Зачем превратно истолковывать мои слова? Мы, конечно же, воспользуемся твоим изобретением. Я тебе пытаюсь объяснить другое. Для всех тех, кто уже заморожен, мы сделали доброе дело.

— Ага, конечно! А если бы кто-то из ваших клиентов выжил? Тогда мы все являемся убийцами, — завел Комаров старую песню.

Жирносек сразу почувствовал, что ученый все еще представляет для них опасность. И сейчас даже большую, чем раньше. Скажем, крепко выпьет, размякнет и брякнет в пьяном откровении:

— По моей вине умерло много народа. Но я свою вину частично искупил, создал абсолютно безопасный антифриз.

В таком ракурсе Жирносек изложил беседу с Михаилом Эдуардовичем Фитилю. Тот, окинув своего подельника быстрым взглядом, зло сказал:

— Плачется, говоришь? Хочет справедливости? Ничего, я ему устрою высшую справедливость.

— Только сначала я его зазову на рюмку коньяка и выведаю, какой фермент обезвреживает токсин.

— Еще коньяк переводить, — хмуро процедил Фитиль.

Жирносек разочаровал его. Все они, интеллигентские хлюпики, одинаковы. Некоторые пытаются выдавать себя за крутых парней, но едва дело коснется жестких решений, размазывают по щекам розовые сопли. Вот для чего Жирносеку новый антифриз? Хочет, придурок, дать замороженным реальный шанс на спасение. И это после того, как он уже десять раз заработал себе на пожизненное заключение! До чего трогательная забота о других людях — аж тошнит!

Фитилю глубоко плевать на лохов, готовых платить денежки за свое воскрешение. Ему без разницы, сколько еще олухов добровольно согласятся на заморозку и скольких еще бизнесменов он собственноручно отправит в камеру. Ведь после того, как он собственноручно убил Чалого, конец в случае разоблачения будет один: быстрый и мучительный. А разоблачение — Фитиль печенкой чуял — неизбежно. Нельзя до бесконечности дурить народ, обязательно где-нибудь проколешься. Надо сшибить еще десяток миллиончиков — и завязывать. А концы желательно обрубать уже сейчас.

Только делать это надо аккуратно, чтобы у ментов не возникло вопросов. Следовательно, Корнеплод и его подручные отпадают, слишком низкая квалификация. Нужен профессиональный киллер. И лучше держаться в тени, выходить на убийцу через посредника. Очень надежного посредника. Фитиль позвонил Бандерлогу и уже сам пригласил его в ресторан.

— Мне надо замочить одного человечка, но так, чтобы убийство сканало под несчастный случай. Ты должен найти классного мокрушника. Я заплачу, сколько надо, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

И Бандерлог, посмотрев на лицо Фитиля, не стал возражать.