Идеальное вторжение

Игорь внимательно изучил все статьи. Условно их можно было разделить на две части. Одни авторы нахваливали «Новую жизнь» за гуманную ценовую политику, граничащую с благотворительностью, когда богатые клиенты во многом оплачивали заморозку людей победнее. Другие за умеренной стоимостью видели известный еще в древние времена коммерческий ход.

«Чем больше людей заморозит фирма, тем меньше такой способ ухода из нашей действительности будет казаться людям чем-то из ряда вон выходящим, уделом отчаявшихся одиночек. Главное — точить валун сомнения потоком хвалебной информации. Тогда в сознании потенциального клиента, которым может оказаться любой человек, случится перелом. Если сейчас на заморозку готов в лучшем случае один больной из тысячи, то потенциально их количество увеличится многократно. Свойственная большинству людей надежда на чудесное выздоровление может смениться верой в еще более чудесное воскрешение после заморозки. И тогда «Новая жизнь» резко поднимет цены, ведь среди их клиентов окажется более чем достаточно состоятельных людей».

Последний вывод Буданцеву казался сомнительным. Он исподтишка следил за деятельностью фирмы, в том числе на ниве увеличения собственной популярности. «Новая жизнь» выпустила единственный рекламный проспект. Фирма не пыталась заказывать статьи, которые оповестили бы о ней уважаемую публику. Создавалось впечатление, что «Новая жизнь» работает точечно, обрабатывая интересных ей граждан. И почему-то среди этих граждан оказывалось достаточно много людей малообеспеченных, как верно подметили журналисты.

Меньше всего Фитиль походил на филантропа. Буданцева ставила в тупик его готовность оказывать услуги бедным старикам. За этим что-то скрывалось. Хотя бы частично снять завесу тайны могло помочь интервью с Жирносеком. Игорь набрал указанный в рекламке телефон. Просьбу об интервью доктор воспринял без энтузиазма, хотя, по идее, должен был, как говорится, благодарить и кланяться. Ведь его бесплатно обеспечивали рекламой. Для фирмы, только становящейся на ноги, такое предложение сродни манне небесной. Хотя сразу не накормит, зато обещает в будущем бутерброд с маслом и толстым слоем икры. Подозрения Буданцева нашли себе очередное подтверждение.

Жирносек, как и говорила тетка, оказался мужчиной обаятельным, приятным во всех отношениях. Но заговорил он совсем не так, как полагалось человеку, усиленно продвигающему на рынок услуг свой эксклюзивный товар. Заговорил Жирносек о вещах достаточно абстрактных и бесконечно далеких от идеи заморозки. Бесконечно далеких в буквальном смысле этого слова:

— Посмотрите на безоблачное ночное небо. Вы увидите тысячи звезд, которые являются ничтожной частью Вселенной. Вокруг мириад звезд вращаются планеты, на части из них существует разумная жизнь. В этом у меня нет ни малейших сомнений. Причем тысячи, десятки тысяч, миллионы раз разумная жизнь появлялась задолго до того, как на Земле первая обезьяна догадалась использовать палку в качестве орудия труда. Тогда спрашивается: почему до сих пор инопланетяне не вступили с нами в контакт? Я вижу только два разумных ответа. Первый — мы еще слишком примитивны, жестоки и агрессивны, чтобы иметь с нами хоть какие-то отношения, а у пришельцев существует табу на искусственное повышение уровня нашей цивилизации. Увы, более реалистичным мне кажется другое объяснение. Существует определенный уровень развития, который не в состоянии преодолеть ни одно гуманоидное общество. Все цивилизации обречены на гибель. Возможно, мы вплотную подошли к этой черте, и тогда заморозка подарит человеку лишь сладкую иллюзию. Но если до этой черты осталась хотя бы тысяча лет, у замороженных появляется шанс. Главное, чтобы прогресс развивался теми же темпами, а у наших потомков имелись веские причины воскресить клиентов фирмы.

— Есть третий вариант, — сорвалось у Буданцева с языка, хотя ему было интересно, о чем еще поведает Жирносек.

Пока его слова больше походили на критику собственного же дела.

— Какой же? — с интересом глянул доктор на журналиста.

— Закон Эйнштейна о невозможности превышения скорости света имеет универсальный, абсолютный характер.

— У Эйнштейна есть такой закон?

— Или постулат. Мне трудно сказать, я лирик, а не физик. Но легко представить такую ситуацию. До ближайшей к нам звезды четыре года полета со скоростью света. Чтобы обследовать хотя бы десяток солнечных систем, потребуется минимум столетие. Можно, конечно, абстрактно рассуждать о звездных странниках, но в реальности любое разумное существо вряд ли захочет навсегда покинуть родную планету и обречь себя на жизнь в маленьком коллективе ради сомнительных перспектив освоения новых космических земель.

— А как тогда бороться с переселением? Любая планета не резиновая.