Ната, между тем, нащупала наконечник второй стрелы, под лопаткой, резко выдернула и её тоже. Тут же достала из контейнера пузырёк перекиси, обильно полила на обе раны. Пашка зашипел от боли, задёргался.
— Может, лучше к врачу? К врачу, а? — зашипел он сквозь зубы.
— Заткнись, — коротко бросила Ната, раскладывая на полу пузырёк йода, какую-то мазь, свернутый рулон ваты.
Несколько минут Ната неловко возилась с ранами, прижигая и обрабатывая с двух сторон. Потом направилась к холодильникам. В полумраке было не разглядеть, что там лежит. Ната вернулась с кубиками льда в целлофановой упаковке. Положила одну на живот, вторую на плечо.
Пашка затих. Холод приятно растекался под кожей, заглушая дёргающуюся боль.
— Ты какая-то извращенная маньячка, — пробормотал Пашка шепотом. — Так обычно не делают, если хотят завалить человека.
— Мне твоя смерть не нужна, — ответила Ната. — Ты мне ничего не сделал… Если не считать, что сунул нос, куда не надо. Но, я думаю, договоримся.
— Конечно, договоримся.
Ната едва заметно улыбнулась, посмотрела в глаза Пашке и спросила:
— Передумал умирать?
— Что?..
— Ты же всегда был трагической фигурой в семье. После смерти вашего отца в петлю лез. Я помню, мне родители рассказывали, как тебя вытащили. Едва не повесился, потом в армию пошёл, рвался в горячие точки. Один раз таблеток наглотался. Хотел умереть, да? Выработал этакое показное безразличие к жизни. И каково сейчас? Когда у тебя две новые дырки в теле, хочется умирать? Мне почему-то кажется, что не очень.
В воздухе разлился запах йода. Пашка попытался собраться с мыслями — не очень-то хорошо получалось, потому что одурманенный болью мозг не хотел включаться, не хотел генерировать что-то подходящее.
— Я не хочу умирать прямо сейчас, вот так, — наконец, сказал он. — В каком-то подвале, как собака. Тем более, не хочу, чтобы меня убила именно ты.
— Это почему?
— Потому что люди умеют прощать. Я пришёл к тебе в дом, чтобы попросить прощения за Леру. Он дурочка у нас, сама не ведает, что творит. Да, переспала с Денисом, да, поступила как стерва, как полная безрассудная сволочь. Но она готова приползти на коленях, лишь бы ты её простила. Я поэтому и приехал, из-за сестры. Какой бы идиоткой они ни была, она верит, что ты умеешь прощать.
Ната всё ещё разглядывала Пашку. Неопределённо хмыкнула.
— Смешно. — сказала она. — Как всё повернулось. Она сломала мою жизнь, а я, стало быть, теперь выгляжу исчадием ада? В этой истории я — жертва. Или кому-то это не ясно? Я потеряла любимого мужа, потеряла веру в настоящую, искреннюю любовь. Моя сестра трахалась с Денисом почти год, за моей спиной, и даже не думала раскаиваться. А когда припёрло, почувствовала опасность, то сразу «готова приползти на коленях»? Это двуличие и лицемерие, Паша. Нельзя так. Я могу прямо сейчас всадить в тебя ещё одну стрелу, в голову, например, но никогда не буду лицемерить и просить за это прощения.
А ведь она могла всадить, без шуток. Пашка не то, чтобы боялся, но он был искренен, когда говорил, что не хочет умирать здесь. Не так Пашка представлял смерть, не к такому готовился.
Хотя, с другой стороны, какая разница? Всё равно в конце его будет ждать лес и полное безразличие к обычному миру. Жаль только, что не успел завершить несколько дел.
— Всади стрелу, — попросил он. — Избавь от монологов, хорошо? Я их на работе каждый день слушаю, когда монтирую видео про таких, как ты. Из тебя не выходит жертвы, Ната. Ни при каких раскладах.
— Я знаю. Потому что всегда сочувствуют тем, кто оскорблён и унижен. Лере повезло в каком-то смысле. Она потеряла дочь, разрушила карьеру, пронеслась галопом из князей в грязи — и за это ей дано разрешение творить, что захочет. Завидовать, обманывать, уводить чужих мужей. Никто ей не скажет слова. Все будут её жалеть.
В её словах был смысл, Пашка даже готов был в чём-то согласиться. Но он промолчал и прикрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Боль отступала, это хорошо.
— В общем, я не собираюсь тебя переубеждать. — Ната сложила вещи в контейнер и поднялась, стряхивая пыль с колен. — Но и убивать тоже не буду, не бойся. Умрёшь там, где захочешь.
— Тогда почему ты меня оставляешь здесь?
— Я же говорила — нужно будет договориться. Завтра утром я вернусь. Сделаем несколько звонков, а потом посмотрим. Силён не тот, кто говорит, а тот — кто делает.
Она подмигнула на прощанье, надела очки и вышла, закрыв дверь.
Свет погас, и стало темно. Хоть глаз выколи.
Глава 12
У Толика в огромной трехкомнатной квартире не оказалось сонника. Но это не важно, поскольку был интернет, а значит цивилизация, нормальное утро и хорошее настроение.
Нет ничего лучше, чем забраться с ногами на широкий подоконник, положить планшет на колени и бродить по интернету. Это раньше гуляли на улице, а сейчас — в дебрях поисковых запросов и открытых страниц.