Идеальные

Пока ноги несли ее обратно к столу, Холли вспомнила последнюю встречу с Ником. Она вернулась из парикмахерской домой рано и застала мужа в их спальне: Ник обшаривал выдвижной ящик, в котором хранил носки и нижнее белье. «Извини», – сказал он. Ник извинился за то, что там находился! Словно посягнул на ее пространство. Ее пространство. Не их, а ее.

Холли даже не разжевывала чернику, проглатывала ягоды целиком. Над треснутым стеклом окошка над кухонной мойкой порхала тонкая занавеска, а за окном слышался отдаленный шум волн. Холли вспомнила, как стояла в воде, и прилив был настолько мощным и бурным, что вода иногда всплескивалась до самых ее бедер.

Правда была в том, что она вообразила, как бросает в воду мобильник только после того, как представила себя прыгающей в воду. Она представила свои ощущения от накатившего на тело прибоя. Наверное, она воспринимала бы себя невесомой, а волны качали бы ее туда-сюда, как тряпичную куклу. «Интересно, – подумала в тот момент Холли, – что бы я при этом почувствовала, высвобождение или страх?» Только этот вопрос остановил Холли от того, чтобы действительно прыгнуть в воду.

Встав из-за стола, она подошла к шкафчику. Отыскав в одном из его захламленных ящиков хлебный нож, она отрезала от каравая лавового хлеба один кусок, потом второй. И вернулась с ними к столу. Не успела Холли их распробовать на вкус, как от обоих кусков не осталось ни крошки.

Рука потянулась к хумусу. На мгновение Холли захотелось провести пальцем по маслянистой поверхности и облизать его, как ложку. Но это показалось отвратительным даже ей. Холли снова встала и пересекла кухню. На одной из полок буфетной лежала коробка крекеров. Даже не посмотрев, что еще там хранилось, Холли схватила ее и вернулась за стол. Постучала по коробке так, что из нее выкатились сразу две упаковки. Тут же разорвав одну, Холли обмакнула солоноватый крекер в хумусе.

Она вовсе не была голодна. Урчание и жжение в желудке прекратились, заглушенные едой, которую Холли в него отправила. Но прежде чем она осознала, что уже не голодна, одной упаковки крекеров не стало. Безо всяких мыслей и даже эмоций – как будто ей управляло тело, а не разум – Холли надорвала вторую.

– Холли?

Она вздрогнула и выронила из руки крекер. Он упал слоем хумуса вниз, пастообразная масса фыркнула, приземлившись на стол. Холли моргнула и только после этого повернулась на стуле.

В дверном проеме кухни стояла Алабама. Ее глаза медленно скользнули с лица Холли на руки, потом на разбросанную перед ней еду. А ее взгляд… Таким взглядом озирают сцену преступления. Держась одной рукой за дверную ручку, Алабама в другой руке сжимала телефон.

Холли увидела, как по ее лицу расплывалось осознание. С каждым новым подергиванием губ и бровей Алабама все сильнее укреплялась в своих умозаключениях.

– Что происходит, Холл? – медленно спросила она, переступив порог кухни.

Холли встала со стула с легким звоном в ушах. Она мгновенно различила отвращение на лице Алабамы. Оно искривило ее черты, превратив в нечто уродливое.

Холли развернулась к столу. Она не могла смотреть на Алабаму, хотя это чувство отвращения ей было уже отлично знакомо: точно такое же выражение на протяжении недель искажало ее собственное отражение в зеркале всякий раз, когда Холли в него гляделась.

– Со мной все в порядке, – сказала Холли, хотя ее голос слегка задрожал. Сглотнув, она закрыла глаза, направив всю свою волю на то, чтобы сохранить спокойствие. – Пожалуйста, оставь меня в покое.

Не зная, что еще сделать, Холли нагнулась и собрала еду, которой действительно было слишком много на столе, чтобы держаться с достоинством. Звон в ушах усилился. Холли уже почти ничего не слышала, кроме собственного дыхания.

Вздернув высоко подбородок, она двинулась к мусорному контейнеру, нажала ногой на педаль и сбросила в него все – всю противную до отвращения пищу.

– Холли, – произнесла Алабама; ее далекий голос еле пробился сквозь скачущие мысли Холли.

А потом Холли услышала, как Алабама двинулась вперед. И резко крутанулась вокруг оси.

– Оставь меня в покое, – прошипела она почти беззвучным голосом.

Алабама либо не услышала ее просьбы, либо не прислушалась к ней. Она продолжила идти вперед. Подошла к столу, а потом почему-то отступила назад. Но зачем-то вытянула вперед руки. Зачем? Чтобы ее обнять? При этой мысли Холли окончательно утратила контроль над собой.

– Черт тебя раздери, оставь меня в покое! Ты идиотка, больная на голову! – выпалила Холли в приступе бешенства. И, уже не в состоянии думать, со всей силы толкнула Алабаму обеими руками.

Резко втянув воздух, Алабама отшатнулась назад и чуть не упала. Но успела вовремя схватиться за спинку стула.

Холли тяжело задышала, сердце помчалось вскачь. А в голове поднялся такой шум, что найти в ней связную, четкую мысль оказалось невозможно.

Холли только наблюдала за тем, как медленно выпрямлялась Алабама. Она выглядела потрясенной.

Холли тоже удивилась своей внезапной вспышке ярости – удивилась, но не раскаялась в ней.

Секунду тишины сменила вторая.