Идеальные

Она не знала, что ответить. Вплоть до этого утра Селесте казалось, будто она балансировала на краю пропасти, на грани падения в бездну. Это ощущение не прошло, но теперь она чудесным образом обрела устойчивость – еще неполную, но все-таки устойчивость.

Луи шагнул к ней и, не вымолвив больше ни слова, заключил жену в объятие. Селеста с готовностью в нем утонула.

Они простояли так некоторое время – дольше, чем обычно обнимались. Но вот Луи, наконец, отступил чуть назад. И поцеловал Селесту в лоб, как маленькую девочку.

Этот поцелуй не был покровительственным, он принес Селесте такое умиротворение, что она закрыла глаза и постаралась запомнить это ощущение – на будущее.

А потом Луи удалился в ванную, а Селеста снова повернулась к зеркалу. И провела пальцем по серебристым пуговицам на груди.

У ее матери было когда-то пальто с такими же изящными пуговицами, только они были золотистыми. Каждая – размером с монетку в двадцать пять центов, с растительным узором, образованным тонкими тиснеными бороздками. Благодаря пуговицам пальто матери выглядело очень нарядным, даже богатым, к чему Селеста в детстве не была привычна. Трудно было ощущать себя богатой в семье с пятью детьми, даже при том, что они были детьми пульмонолога.

Большинство детских воспоминаний Селесты со временем поблекли, а то и стерлись из памяти. Но воспоминание о том пальто матери осталось ярким и живым. Селеста помнила, как водила пальцами по красивым золотистым пуговицам, когда оно висело в шкафу, как ощущала кожей каждую деталь узора на холодном металле. Селеста никогда не делала этого в присутствии матери. Но та, должно быть, однажды за ней подглядела. Потому что на ее девятый день рожденья мать купила Селесте пальто. Оно было из рубиново-красного твида, с двумя рядами больших золотистых пуговиц, начинавшихся от груди. Селеста приподняла тяжелую картонную крышку и на мгновение подумала, что это трюк, обман – пальто в коробке не могло предназначаться ей!

Вспомнив это сейчас, Селеста подумала: а может, они с матерью были в действительности ближе, чем ей представлялось. По крайней мере, в какие-то моменты, которые она тогда просто не замечала. Селеста мысленно перенеслась на две недели назад. Вспомнила разговор с матерью на кухне и то, что она сказала о ее ночных кошмарах в детстве. «Не думаю, что этого было достаточно… Для матери, во всяком случае». Сколько раз Селеста думала то же самое о себе? «Этого было недостаточно». Ее самой было недостаточно. Эта тема постоянным рефреном звучала у нее в голове.

Луи вышел из ванной как раз в тот момент, когда разговор внизу переместился. Селеста услышала характерный скрип табурета по твердому дереву и поняла, что через пару секунд услышит характерную поступь дочери по лестнице.

– Луи. – Селеста повернулась лицом к мужу. Его щеки пошли розовыми пятнами, хотя Луи лишь сбрызнул их водой. – Мы должны проверить Беллу на аутизм. Я помню, ты хотел бы выждать еще какое-то время. Но я, правда, думаю, что с дочкой что-то не так. Я это чувствую, понимаешь?

На миг Луи отвел глаза в сторону. И Селеста подумала, что он запротестует. «Хватит ли мне мужества настоять на своем?» – пронеслось в голове. Но муж не стал возражать. Вместо этого Луи медленно кивнул.

– Ладно, – сказал он. – Ладно, хорошо. Возможно, ты права.

Глава 45

Холли

Спустя две недели

Даллас, штат Техас

Сидя в жестком ротанговом кресле в новом кафе под названием «Жемчужина» в районе Бишоп-Артс, Холли поджидала Робин Синклер. Прошло два дня после похорон Алабамы, и она не имела ни малейшего желания куда-нибудь выбираться. Но когда утром ей позвонила Робин и пригласила пробежаться, Холли поспешила предложить ей альтернативу – ланч в «Жемчужине» (потому что бегать наперегонки с Робин ей хотелось еще меньше).

Был уже почти час, а именно в это время они условились встретиться. Но без пяти минут первого Робин позвонила и извинилась за опоздание.

Холли заерзала в кресле, приподняла сначала одну ягодицу, потом другую, стряхнула с кожи кусочки пальмовых стеблей. Ротанговое кресло выглядело шикарным, но сидеть в нем было чертовски некомфортно.

Холли отпила глоток воды из своего стакана, уже начавшего запотевать. Официантка усадила ее за столик возле окна над дверью, упиравшегося в потолок и стиравшего границу между крытым обеденным залом и патио. Колебательный вентилятор над плечом Холли создавал приятный ветерок, успешно борясь с послеполуденной духотой.

В десять минут второго, наконец, появилась Робин. Она влетела в кафе, почти задыхаясь.

– Я дико извиняюсь! – воскликнула она, явно взволнованная.