Идеальные каникулы смерти (сборник)

— Но ведь ты можешь летать! — хохоча и дрожа одновременно, возражает она.

— Мне не надо в это верить.

Она смотрит на детей через окно.

— Возможно, существуют разные виды магии. Где-то в пещере семейка оборотней читает старые комиксы о Зеленой Силе. «Конечно же, на самом деле его не существует», — говорят они. Привидения читают «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» и обсуждают метафору, которой является твое имя. А летучие мыши спят целыми днями и видят нас во сне.

Он думает о Бэтмене в пещере.

— Мы все предпочли бы быть просто людьми.

— Я думала, что ты сможешь превратить их снова в людей. По крайней мере, дать им время. Ты ведь не стареешь…

— Нет, — резко говорит он. — Нет.

Когда его родители начали стареть, он хотел омолодить их дряхлые тела.

— Об этом ходит много слухов. О том, как из-за меня люди старились, но не могли умереть. О том, как они превращались в деревья. Но они не были деревьями. Мне лучше не вмешиваться в судьбу этих детей.

«Я хочу умереть. Я хочу состариться, а потом еще больше состариться и стать совсем старым, умереть и превратиться в дерево, в скалу. Я уже был человеком».

Ее трясет. То ли от холода, то ли от отчаяния.

— Когда моя жена состарилась, я вообще ничего не сделал. Вот что я смог для нее сделать. Я не сделал ничего.

— Да. — Она оборачивается к нему. В полутьме, из которой они наблюдают за Талантами, ее глаза кажутся темными, как пророчества. — А что ты умеешь делать?

— Я не понимаю.

— Передвинь свет, — просит она. — Отодвинь свет от окна. Ты можешь это сделать?

Он передвигает свет на один дюйм вправо. Это пустяковый фокус.

— Ты можешь двигать свет. Но ты заставил детей накрывать иглу снегом, потому что не хотел, чтобы его заметил какой-нибудь спутник. Ты вытеснил воду из моих легких, но не разогнал туман над озером. Ты согрел воздух ради меня, но не охладил его ради них. А сейчас мы стоим тут на холоде. Что ты умеешь делать? То есть я хочу сказать: ты когда-нибудь об этом задумывался? В смысле, пытался ли ты систематизировать свои способности?

Она кричит на него.

«Я могу состариться, — думает он. — Я могу быть старым, как любой ожесточившийся старик. Я могу ожесточиться. Но я не могу быть стариком. Я вообще не могу быть человеком».

Подростки смотрят на него через окно. В их глазах светится обожание. Они ожидают от него чудес.

— Кто ты? — спрашивает он. — Какое ты имеешь право требовать от меня хоть чего-то? И ты, и они… вы будете мертвы прежде, чем я закончу свой обед. Ты хочешь, чтобы я что-то для тебя сделал? Ты хочешь, чтобы я тебя полюбил? Мне будет больно, но ни тебе, ни им это не поможет.

— Я вижу, ты даже не догадываешься, на что способен.

Он знает, на что не способен.

— В таком случае я исполнила свое обещание, Зеленый человек, — заявляет она. — Ты мертв. Тебе ни до чего нет дела. Ты скала. Камень. Старик, который ловит рыбу до скончания света.

«Я на это не способен, — думает он. — Такого таланта у меня тоже нет».

— Тогда давай попробуем кое-что еще, — предлагает она.

Она могла бы забронировать билеты на рейс, воспользовавшись своим волшебным телефоном, но не делает этого. Она заставляет его перенести их через Атлантический океан в светящемся зеленом блюдце длиной в сто футов. Она говорит ему, что он может сделать блюдце невидимым для радаров, инфракрасного излучения и световых лучей. Подростки визжат, хихикают, скачут по блюдцу и просят его отключить гравитацию в салоне, что он и делает. Они парят. Он — перепуганный защитник, который боится односельчан и помогает им издалека, сторожевой пес, а не человек. Он — костистые ребра вокруг бьющихся сердец этих детей. Он чувствует себя пассажиром самолета, который летит слишком быстро, поддерживаемый чем-то, что находится вне его контроля.

Они садятся на по-марсиански каменистый берег озера, между соснами и торфяной водой. Лан, Грин и сияющее летающее блюдце, полное хихикающих, парящих японских тинейджеров-оборотней.

— А теперь превратите блюдце в подводную лодку! — просят дети.

Он представляет себе системы рециркуляции и газоочистители. Он перемещает молекулы. Они погружаются в коричневую темноту, как в живую глину.

— А ты можешь… — начинает Лан.

Но он поднимает руку. Он здесь бывал.

Подледный лов. Редкий, волшебный момент, когда вода подо льдом становится прозрачной, когда рыба издалека видит свет фонаря. Когда она подплывает, собираясь в стаи. Когда рыбак может рассмотреть вращающиеся мускулистые темные тела. Когда рыбы с любопытством смотрят на рыбака, а рыбак смотрит на рыб.

«На что ты способен? Кто ты?»