У нее был странный голос. Очень ровный. Лила удивленно проследила, как она пересекает комнату, убирает в сторону волосы, снова сворачивает листок бумаги и ловко втягивает порошок.
– Джи! – воскликнула Брир.
Бретт выглядел шокированным.
– Я не настолько скучная, – заявила Джорджия. Лила видела, что она чувствует себя превосходно и довольна, что сумела их удивить. – Раньше со мной было весело.
– С тобой и сейчас весело, – солгала подруга. – Веселее, чем со всеми остальными. – Она наклонилась над зеркалом и вдохнула остатки порошка.
Бретт выглядел должным образом смущенным, и, видимо, Джорджия тоже это заметила. Она провела пальцами по поверхности зеркала, а потом начала втирать остатки порошка в десны.
– Не беспокойся, – сказала она, сделав небольшую паузу. – Нэнси спорит с Ру и Чарли о «государстве всеобщего благосостояния». Мы могли бы устроить здесь оргию, а они бы даже не заметили.
Лила рассмеялась.
Бретт и Джорджия посмотрели на нее.
– Что? – спросила она. – Это смешно.
Хозяйка повесила зеркало обратно на стену, протерла его в последний раз и снова поправила волосы.
– Я серьезно, не говорите Чарли, – попросила она обоих.
– И Ру, – добавила Лила.
– И Нэнси, – улыбнулся Бретт.
Тогда
Концертный зал находился в огромном каменном здании в центре школы. Его использовали для собраний, школьных пьес и награждения. А под ним, как артерия, шел туннель. Традиция гласила, что каждая новенькая в первую ночь первого года в «Фэрбридж-Холле» должна пройти от одного конца туннеля до другого в полнейшей темноте, пока старшие ждут ее в гримерной. Обычно это происходило, когда семестр только начинался. Полные ужаса девчонки в совершенно новых пижамах тряслись от страха и холода, и даже учителя смотрели в другую сторону, ведь традиция была очень старой. И когда тебе удавалось это сделать – преодолеть длинный туннель в удушающей темноте, – ты официально становился учеником школы и тебя наполняли невероятно приятные чувства.
Джорджия сразу заметила Нэнси, которая отказывалась выглядеть напуганной, намереваясь лишить старших девочек удовольствия. Сама Грин слегка повизгивала и бежала по коридору, а на финише появилась растерянной и в полном ужасе и сразу стала умолять ее выпустить. Но Грейдон и тогда была другой.
«Это намного менее опасно, чем идти домой с остановки вечернего автобуса», – заявила она, провоцируя других девочек спросить, действительно ли она в свои тринадцать лет ходила по ночам от остановки автобуса до дома.
К концу вечера они все еще испытывали благоговение перед ней. Старшим девочкам она не понравилась. Они сказали, что Нэнси – «та еще штучка», и когда она прошла туннель, не дали ей открыть дверь гримерной и некоторое время держали ее запертой. Это продолжалось всего несколько минут, но Джорджия слышала, как они смеются, и почувствовала отчаянную симпатию к ждавшей в темноте. Наконец дверь распахнулась – на пороге с веселым выражением лица стояла Нэнси. Грин никогда не забудет, как она небрежно зевнула и вышла на свет с улыбкой.
«Ваша дверь немного липкая», – заявила Грейдон.
Теперь они стали старше, чем те задиры, намного старше, и это казалось Джорджии странным. В ее воспоминаниях те девочки все еще оставались взрослыми.
Сейчас туннель не вызывал у них страха. Свет горит, двери не заперты, они наконец получили назад свои телефоны, и их, в случае необходимости, можно использовать в качестве фонариков. «Как странно, – подумала Грин, – что в ту ночь туннель казался самым жутким местом в мире, а теперь, каким-то необъяснимым образом, стал убежищем». Одним из немногих мест в школе, где они действительно могли обмениваться секретами, и все из-за Брандон, которая, казалось, находилась повсюду, видела, как они собираются вместе, и всякий раз старалась прервать их личные разговоры или, еще того хуже, присоединиться к ним.
Они сидели, опираясь спинами о каменную стену и вытянув перед собой ноги. Джорджия чувствовала, какие потертые носки у ее туфель-балеток. Теперь, когда ноги у нее перестали расти, мама не считала необходимым покупать ей школьные туфли каждый год.
– Все нормально. Послушайте, мы что-нибудь придумаем и во всем разберемся. Речь идет об одном уик-энде. Это едва ли худшее, что может с нами случиться, – сказала Грин.
Она говорила и мысленно слышала голос отца, как будто это он произнес эти слова. Почему именно она должна быть разумной? Так нечестно. К тому же никто не станет ее слушать.
– Но ведь дело не только в одном уик-энде, не так ли? – спросила Лила.
Нэнси кивнула:
– Она запретила нам покидать школу. Помешала тебе проститься с братом в этом году. Она совершенно сознательно старается изменить порядки, потому что мы ей не нравимся.
– Ну, и что будем делать? – спросила Найт, словно это был фильм и составление плана могло им помочь.