Я поднимаю голову и смотрю на него, стоящего в дверях, как греческий бог, несущий кофе Starbucks. Вместо того, чтобы произнести жалкий сонет о звездных глазах, который мой мозг сочинил в десятисекундном интервале между тем, как он вошел, я терпко говорю: — Может, и заменила. Мистер Подушка чрезвычайно очарователен.
Голубые глаза мигают, Джеймс сжимает губы. — Хм. Я вижу, что эти твои друзья, набитые перьями, будут постоянной проблемой. Почему бы тебе не поспать, чтобы я мог собрать их всех и выбросить в окно?
Перевернувшись на спину, я потягиваюсь, с немалым удовольствием отмечая, как Джеймс жадно следит за каждым движением моего обнаженного тела. — Ты ревнуешь к неодушевленному предмету?
Он улыбается. Где-то на небесах хор ангелов начинает петь. — Я ревную ко всему, что касается тебя и не является моими руками.
Отбросив притворное равнодушие, я протягиваю к нему руки и шевелю пальцами. — Кстати, о твоих руках, я хочу их. Иди сюда.
— Такая требовательная, — снисходительно бормочет он.
— Я всегда требовательна до того, как выпью утреннего кофе. К тому же, раздражительная. Лучше поторопись и тащи свою задницу сюда, пока я не устроила истерику.
Его улыбка становится тлеющей. Он ставит пакет с круассанами и чашки с кофе на комод. Затем перебегает через комнату и прыгает на кровать, приземляясь прямо на меня.
— Уф!
Джеймс покрывает поцелуями все мое лицо и шею, смеется. — Уф. Я был осторожен, чтобы не сломать тебя.
Он не сломал меня, но это не значит, что я собираюсь это признать. — Ты весишь тонну! Я не могу дышать!
Он поднимает голову и улыбается мне. — Ты не можешь дышать из-за того, сколько я вешу, или из-за того, что я лежу на тебе со всем своим невероятным мужеством?
Я перестаю делать вид, что пытаюсь вылезти из-под него, и просто смотрю на него, качая головой. — Это не твои мышцы весят слишком много. Это твое эго.
Ты, наверное, самый высокомерный мужчина, которого я когда-либо встречала.
— Наверное? — дразнится он. — Я соглашусь с этим.
Мы улыбаемся друг другу некоторое время, пока что-то в моей груди не тает, и я должна отвести взгляд, чтобы он этого не увидел.
Джеймс наклоняет голову и шепчет мне на ухо: — Ты уже должна знать, что от меня не спрячешься, дорогая.
Я закрываю глаза и вздыхаю. — Боже, это так раздражает.
Он смеется, тыкаясь носом в мои волосы. — Ты любишь это.
Опять это слово:
Он, видимо, чувствует, как меня пронизывает дрожь при мысли об этом страшном слове из пяти букв, потому что когда он поднимает голову и смотрит на меня, его выражение лица теряет свою легкость. Теперь на меня смотрит Интенсивный Джеймс, с острыми краями и глазами, похожими на лазеры.
Я умоляю: — Пожалуйста, не говори ничего. Я только что проснулась. Я не пила кофе. Я не в том состоянии, чтобы иметь с этим дело.
— Иметь дело с чем? Нет, не смотри на стену. Cмотри на меня.
Жуя губу, я сосредотачиваюсь на расщелине на его подбородке. Это гораздо более безопасное место, чем черная дыра его глаз, которая высосет из меня правду.
Он ждет, пока я заговорю, обхватив руками мое лицо, а его тело напряглось от ожидания. Когда я затягиваю с ответом, он тихо спрашивает: — Иметь дело с
Я говорю: — С этим, — потом беру его руку и прижимаю к груди, прямо над своим колотящимся сердцем.
Я думала, что уже видела, как горят его голубые глаза, но сейчас в них горят целые планеты.
Он прижимается к моей грудине, широко расставив пальцы, так что его большая ладонь охватывает почти всю ширину моей груди. — Это то, что ты чувствуешь ко мне?
Под его ладонью мое сердце — дикий зверь.
Протягивая руки, чтобы погрузиться в густой шелковый беспорядок его темных волос, я шепчу: — Это песчинка во вселенной, состоящей из пляжей, что я чувствую к тебе.
Потом я целую его, потому что когда-то, не так уж и далеко в будущем, его не станет, и я больше никогда не буду иметь удовольствия целовать такого прекрасного мужчину, как он.
Он жадно целует меня в ответ, издавая призывные звуки низко в горле. Когда мы разрываемся, мы оба задыхаемся.
Он скользит рукой вдоль моего тела и забирается под меня, обхватывая мою задницу. Когда я прижимаюсь бедрами к его тазу, он ругается себе под нос.
— Через час я сажусь на самолет. Внизу меня ждет машина.
— Но мы поговорим об этом, когда я вернусь.
Его тон мрачный. Я не могу решить, это обещание или предупреждение, и это меня раздражает. — Последнее, что я слышала, мы жили одним моментом. Никаких вопросов, никаких обязательств, никаких сожалений. Ничего не напоминает?
Его губы скривились. — Ты думаешь, что я забыл бы хоть что-то из того, что сказал тебе, умник?
— Так ты просто нарушаешь правила на ходу?