Идеальные разведенные

У меня нет никакого желания опять слушать о том, что мы поторопились и приняли необдуманное решение. У нас был целый месяц на принятие этого самого решения. Но Леон не приехал и даже не позвонил, чтобы поговорить, извиниться и всё обсудить. Ну а я… Я просто ждала. Я же девочка. Все мы, принцессы, ждем, что наш рыцарь приедет, спасет и бросит к нашим ногам весь мир.

– Хорошо, Агата. Но ты подумай на счет отпуска.

– Обязательно, мам. Папе передавай привет и дяде Натану. Пока.

***

Я навела порядок дома, повыбрасывала из холодильника пропавшие продукты, запустила стиральную машинку, съездила на почту за посылкой. Все это я делала автоматически, потому что после разговора с мамой в голове, как на повторе, крутились ее слова от том, чтобы позвонить Леону. Мы остались в дружеских отношениях и, наверное, мама права – нет ничего криминального, если я просто поинтересуюсь, где лежат документы.

Игнатов долго не берет трубку, и когда я уже собираюсь нажать «отбой», слышу его приятный голос:

– Привет, Агата.

–Привет. Ты где? – ой, вот зачем я спросила, меня это совершенно не должно касаться. Скорее всего, по привычке. – В смысле, как дела? – поспешно поправляю себя.

В рубку слышится приглушенный смешок.

– Я на работе, Агат. Все нормально. У тебя как?

Ну еще бы! Где можно найти в субботу Игнатова? Только на работе! Всегда на работе! Постоянно НА РАБОТЕ!!!

– Хорошо все. Леон, я звоню по делу, так что не подумай, что я ищу повод, чтобы позвонить и узнать что-то о тебе, возможно, я сейчас не вовремя, поэтому…

–Так, стоп-стоп-стоп, – Леон прерывает мой поток безумств, от чего я безмерно ему благодарно. Это полный зашквар. – Я ничего не понял, но давай по делу. У меня мало времени, – Игнатов, видимо, отстраняет от уха трубку и тихо кому-то что-то говорит, – продолжай, Агат.

– Короче говоря, я не могу найти документы на квартиру и паспорт газового счетчика, – на одном дыхании зачитываю я. – В понедельник придут его опломбировывать, – чуть ли не по слогам проговариваю это криповое слово.

Игнатов молчит. Сам что ли не помнит, где они, и вспоминает?!

Я жду, что он сейчас пошлет меня куда подальше, но совершенно не ожидаю следующих его слов:

– Я понял. Вечером заеду, найду. Все, Агат, мне правда некогда.

Леон отключается, а еще с минуту смотрю на экран своего телефона.

Это что сейчас было? Мне же не послышалось, и Игнатов действительно сказал, что приедет вечером? Сюда? Ко мне?

«Не к тебе, Игнатова», – вторит мой внутренний голос.

Я начинаю судорожно метаться по квартире.

«Вечером заеду», – это во сколько? В 7? В 9? Или в 23.00?

Для Леона Игнатова понятие «вечер» может варьировать в диапазоне от 6 вечера до 12 ночи.

Я зачем-то бегу на кухню и открываю холодильник. Что я пытаюсь в нем найти, когда сама же утром провела тщательную продовольственную инспекцию? В нем стерильно, как в операционной.

Я не знаю точного обозначения моим следующим действиям, возможно это биполярное расстройство, о котором мне сообщит моя лучшая подруга-психотерапевт чуть позже, но сейчас я совершенно не даю отчет своим действиям, когда торопливо набираю маму, когда спрашиваю о том, что можно приготовить быстро и нетрудоемко. Это точно не я несусь в ближайших супермаркет за продуктами. Это всё кто-то другой, это не я…. Потому что Игнатова Агата никогда не запекала курицу с картошкой.

Но подумаю я об этом потом, поздними, одинокими вечерами.

Я понимаю маму, долго и упорно всеми правдами, и неправдами пытающуюся вытянуть причину столь внезапного кулинарного порыва, отсутствующего у ее дочери все полные 28 лет.

Умение убеждать – моя национальная способность! Поэтому я вдохновенно уверяю маму и саму себя в исключительности собственного интереса и не более.

Я готовлю для себя, да!

И почему я не интересовалась этим раньше?

Почему мама никогда не предлагала помочь ей и поделиться своим опытом? Ведь оказалось, что это совершенно не сложно и не долго, а главное – приятно. Приятно знать, что это приготовила именно ты!

На часах 6 вечера, а я сижу под душем в ванне и натираюсь ароматным ванильным гелем, потому что, мне кажется, я насквозь пропахла гарью от курицы, которая, к слову, немного подгорела.

Наношу легкий макияж и перерываю весь свой гардероб, сетуя на то, что опять нечего надеть.

Нечего надеть?

Дома, Игнатова, тебе нечего надеть дома?

Кажется, у меня проявляются все признаки начинающейся шизофрении, иначе как назвать то, что я начала разговаривать сама с собой? Синдром одиночества?

В 7 вечера я сижу на диване, накрашенная, в коротких летних шортах и футболке с одним спущенным плечом, а на плите томится подгорелая, полуоблезлая курица с лимоном в заднице.

Можно сколько угодно себя обманывать, но я жду. Жду своего бывшего мужа с работы. Господи, да я даже его так ни разу не встречала в законном браке. Шизофрения, Игнатова, определенно это шизофрения.

Нужно срочно поговорить с Сашкой, думаю, она мне не откажет по старой дружбе – быть моим лечащим врачом.