Идеальный финал

          Джимми. Уже несколько недель парень не выходил на улицу, не чувствовал аромата осени, которую он так любил. Температура вытягивала все силы. Иногда он открывал окно, чтобы вдохнуть полной грудью вкус гниющих листьев, дождя, ненависти. Улыбка, о которой так часто писали фантасты, теперь превратилась во что-то редкое, наигранное. Лишь одев новую маску безразличия, Джимми мог рисовать радость на своем лице, словно багровой кровью создавать портрет счастья. А для кого? Лишь Кэтрин видела его в те дни. Картер давно уехал, оставив тонкий налет грусти, воспоминаний об ушедших днях, о том времени, когда Джимми не знал Саманту, когда он был одним из этих людей. Казалось, парень уже давно пропитался меланхолией. И если его тело – тряпка, то сильными руками можно было выжимать черную влагу грусти, как из постиранных вещей. Наверное, он отправил уже тысячи сообщений своей возлюбленной, но ни на одно он так и не получил ответа. Письма в пустоту. Буквы, которые несли в себе миллионы чувств, сотни жестов, десятки слез, оставались без ответа. Это, как молитвы к вашему богу. Они так и не дойдут до него, оставаясь болтаться изуродованными висельниками на нитях поднебесной. И если даже он их получит, пусть так, то бог ответит? Нет. Но почему же тогда люди продолжают слать ему свои просьбы? Наверное, в каждом из вас живет вера в лучшее, надежда услышать его томный голос, желание притронуться к запретному. А для Джимми именно она и была богом, чем-то непонятным, далеким. Тем, что запрещено трогать грязными лапами. Ни один человек в мире не заслуживает ее улыбки, ее глаз, ее губ. Но она, подобно богу, ушла, оставив Джимми мир без красок, радости и счастья. Иногда, когда парень оставался один, он рассматривал ее фотографии, пускал тяжелые слезы, которые так стремились соединиться с каплями дождя, стать одним целым, попадать на головы людей. Они все равно не поймут. Да никто не поймет. Он часто звонил своему богу, но слышал лишь холодные гудки. Джимми умирал внутри себя, оставляя свои мысли на растерзание голосов, которые все чаще посещали его голову. Жизнь превратилась в сон, подобие сна, кому, если угодно. Душа ничего не жаждала, лишь иногда она писала стихи, которые продолжали заполнять «Иллюзорий».

          «29 октября 2011 год

А ты ищи мою судьбу,

Там, где Миф

Так плавно ложится на грудь,

Где струны осенних ночей

В дождливый сентябрь

Знают меня наизусть,

Где добро и любовь - только обман,

Только игра....

Словно волны бросают корабль

В бескрайнее море песка.

И тебе меня изменить,

Вырвать из сердца пару деталей?

Будто роса, раствориться на миг

Но...я всего лишь мечтатель.

Как стекло, разбить хрупкий мир

Просто молчи...

Послушай меня....

Я создам для тебя эти звуки

Битую смерть с осколков стекла,

Капли печали в соленые лужи

И легкий запах стыда.

Черные клавиши в небе

На них, еле касаясь, подарю тебе колыбельную.

Черное солнце под маской отчаяния

Хочешь, я мир нарисую?

Там только мы и не видно людей,

Прекрасная осень

А в дали, нарисую я дверь

Ты так трепетно меня провожаешь

А за нею вьюга и холод

Прикоснуться губами, уже на прощание

А за нею зима, здравствуй, декабрь

          Спасибо».

          Джимми все реже опускался в «Иллюзорий», но так часто старался передать свое состояние. Ведь, именно эта тетрадь не давала парню покоя. Только с ней он мог поговорить о своих увлечениях, своем мире. «Иллюзорий» и есть тот мир. Вся его душа была вложена в просторы линейных страниц. Потрепанные листы несли в себе всю боль, всю досаду, что хранились внутри кожаной оболочки. Странно. Как сильно человек может довериться листам бумаги, полюбить их так, что они станут намного дороже всех этих людей? Наверное, на эти вопросы мы никогда не получим нужных ответов.

          Однотипные дни. Постель, сигареты, чай, музыка, полет внутри своих мыслей и голоса, которые так часто выходили на связь. Все чаще Джимми принимал в себя ядовитый дым легких наркотиков. В Этом состоянии парень доводил себя до истерик, но, странно, это нравилось молодому человеку. Вернее, вдохновляло. Мучение, которые он причинял себе так радовали меланхоличный голос внутри головы. Была одна мерзкая деталь. Каждый вечер, после истерик и слез, Джимми проваливался в тонкую материю фильмов. Тех кинолент о маньяках, которые так тревожили его разум. Зрачки впитывали насилие на экране. Потоки багровой крови, казалось, вливались прямо в душу Джимми, собирая великолепный театр зрителей. Наверное, именно тогда парень научился дарить удовольствие голосам в голове. Ох, эти сладкие сцены насилия, кадры боли, эффекты чистого, совершенного зла! Странное тепло разливалось в душе парня, и спустя пару дней в дневнике появились новые строки, пугающие и отталкивающие.

          «2 ноября 2011 год