Идеальный любовник

У О'Тула тошнотворно скрутило внутренности. Его мозг отчаянно протестовал против того, что нащупали пальцы. Он свирепо выдернул ящик из шифоньерки и принес к себе в комнату. В нем среди шелка и кружев лежали изумруды и бриллианты, подаренные им Эмерелд, чтобы загладить вину за предательство. Сердце Шона болезненно сжалось. Он оставил ее без гроша, чтобы позаботиться о себе и еще неродившемся ребенке.

Глава 32

Близился вечер, когда Джонни Монтегью сошел в Дублине с почтового судна и прямиком отправился в таверну «Медная голова», где нанял двух лошадей — верховую для себя и вьючную для своего багажа. Нескончаемый холодный, пропитавший насквозь одежду дождь не остудил его пыла. Когда брат Эмерелд добрался до Грейстоунса, его кровь кипела, он был готов к главному поединку в своей жизни.

Джонни с удовлетворением отметил, что, несмотря на поздний час, и в доме, и в конюшнях все еще горят огни. Он спешился во внутреннем дворе и, взяв под уздцы обеих лошадей, повел их в конюшню, прочь от дождя. В высокой темной фигуре, вошедшей туда же через заднюю дверь, он безошибочно узнал Шона О'Тула.

Не вытерев даже капли дождя с лица, Джонни Монтегью бросил поводья и накинулся на изумленного мужчину, стоящего перед ним. Скорее от неожиданности, чем от удара в челюсть, Шон О'Тул рухнул на пол конюшни. Они вместе покатились по полу, так как Джон пытался ударить его еще раз, а Шон старался увернуться от его яростных кулаков.

Шону О'Тулу не хотелось быть грубым с Джонни Монтегью. Парень был не ровня ему, потерявшему зуб в потасовках с Фитцжеральдами и Мерфи. Шон решил не бить своего противника и не унижать его. Вместо этого он перекатился на бок, вскочил на ноги и схватил вилы. Потом загнал изрыгающего проклятия Джонни в пустое стойло.

— Ты сукин сын! Я всегда уважал тебя!

— Я и сам привык себя уважать. — В низком голосе Шона слышалась насмешка.

— Я могу понять твою жажду мщения. Я в силах смириться с тем, что ты использовал Эмерелд, чтобы унизить их, но ты, черт побери, не имел права бросать ее без средств к существованию. За все надо платить. Я пришел за деньгами.

— Эмерелд тебя не посылала, — ровно, обреченно произнес Шон. — Она для этого слишком горда.

— А я-то все гадаю, кто ее этому научил? — прошипел Джонни.

— Она не примет от меня денег. Эмерелд швырнет мне их в лицо.

— Господи, моя сестра в отчаянном положении! У нее нет возможности привередничать.

Пальцы Шона, сжимавшие вилы, ослабели.

— Что, черт побери, ты имеешь в виду? Скажи мне, Джонни.

— Опусти эту проклятую штуку.

Шон отшвырнул вилы в кучу соломы.

— Пойдем в дом, ты промок. — О'Тул отвязал багаж Джонни с вьючной лошади и позвал молодого грума, чтобы тот занялся лошадьми.

Джонни скидывал мокрую одежду перед горящим камином, а Шон показывал ему драгоценности.

— Они принадлежат Эмерелд, веришь ты этому или нет. До сегодняшнего вечера я считал, что она взяла их с собой. — Мысленно О'Тул вернулся к тому дню, когда они поссорились из-за бриллиантов. Он ясно помнил, что заставил ее пообещать, что она сохранит их. «У тебя нет своих средств, и ожерелье обеспечит тебе некоторую финансовую поддержку», — предостерег он тогда Эмерелд. Но сразу же вспомнил и ее ответ: «Дорогой мой, ты единственная поддержка, в которой я нуждаюсь».

Джонни взглянул ему прямо в глаза:

— Если бы она знала, что ты везешь ее обратно на Портмен-сквер, Эм прихватила бы эти чертовы цацки! Но ты ведь не сказал ей ничего, верно?

Шон чуть было не произнес: «Так было лучше», но вовремя остановился. Это было не лучше, а всего-навсего проще. Он поступил так, как было выгодно ему.

— Когдя я обнаружил украшения, я спустился в конюшню, чтобы отправить грума в Мэйнут за матросами с «Серы-1». Мы отплываем утром.

Джонни вздохнул с облегчением. Не важно, он ли убедил О'Тула или Шон сам принял решение. Имеет значение только то, что Шон возвращается. Но Джонни с ним еще не закончил, до этого еще далеко. Шон О'Тул стал защищаться, и это было приятно.

— Испытывая неутолимую жажду мести, нашел ли ты время подумать, что они могли сделать Эмерелд?

— Она вполне справится с этими проклятыми Монтегью!

— Неужели? Вспомни-ка: ты мог справиться с ними в тот вечер, когда был в их власти? А твой брат Джозеф?

Шон схватил пустой графин из-под виски и запустил им в камин. Хрусталь разлетелся вдребезги.

— Эмерелд — дочь Уильяма! Разумеется, он ею дорожит.

— Дорожит? — захохотал Джонни. — Она явно никогда не рассказывала тебе о своей жизни в отчем доме. Ее ругали, наказывали и контролировали каждый шаг, пока она бодрствовала. Монтегью сломал ее. От отчаяния Эмерелд вышла замуж за Джека Реймонда, надеясь сбежать от отца и выбраться из тюрьмы на Портмен-сквер. Но вместо этого оказалась осужденной на пожизненное заключение под присмотром двух тюремщиков.