Идеальный любовник

Толпа молодежи окружила Шона и Джозефа, когда они вернулись домой с пристани, и потащила братьев в конюшни, где, как они знали, новорожденных ожидали еще подарки. Когда они появились верхом на лошадях, их родители и дед засияли от радостной гордости.

— Благодарю вас, сэр, он великолепен. Я решил назвать его Люцифером, — обратился Шон к деду, восхищенно поглаживая атласную шею жеребца.

— А вы, дьяволята, уже выбрали имена для ваших шхун? — поинтересовался Шеймус, пытаясь поддразнить их.

Шон подмигнул Джозефу:

— Как иначе могли назвать дьяволята свои корабли, если не «Сера-1» и «Сера-2»?

— Это непочтительно, не говоря уж о том, что вы накликаете неприятности! — отчитала их мать, обожавшая обоих и не желавшая ни на йоту изменить их.

Эмерелд Монтегью была возбуждена больше, чем когда-либо. Еще с тех времен, когда она только научилась говорить, мать забивала ей голову рассказами об Ирландии и ее народе. Сказки на ночь Эмбер выбирала из богатого фольклора своей родины, песни, выученные Эмерелд, были песнями Ирландии, а картины, рожденные словами матери об Изумрудном острове и эксцентричных Фитцжеральдах, заставили девочку жаждать встречи с ними.

Если Эмбер и опечалилась тем, что не сопровождает мужа и детей на праздник, то она отлично потрудилась, чтобы скрыть свои чувства. Эмерелд подозревала, что ее мать похоронила разочарование и эмоции глубоко в душе и сосредоточила все свое внимание на том, чтобы поездка оказалась удачной для ее детей.

С одеждой Джона проблем не возникло. Ему уже исполнилось семнадцать, он считался почти взрослым мужчиной, и его платье шили лучшие портные в Лондоне. Хотя здесь, на Англси, он предпочитал бродить в старых бриджах для верховой езды, его гардеробная ломилась от костюмов, которым позавидовал бы любой денди.

Мать терзалась из-за нарядов Эмерелд.

— Это все платья для маленьких девочек, — причитала та, с ужасом рассматривая содержимое своих шкафов. — Они очень хорошенькие, — спохватилась девушка, надеясь, что не обидела мать, — но мне почти шестнадцать, и я не могу надевать платье и панталоны. Я не хочу, чтобы Шон… то есть Фитцжеральды смеялись надо мной.

Так, значит, она отдала свое сердце Шону О'Тулу! Он наверняка был здесь вместе с Джозефом. Да поможет Господь ее маленькой дочурке, если этот Шон обладает хотя бы сотой долей ирландского обаяния брата!

— Ты совершенно права, дорогая. Там так много женщин из семьи Фитцжеральд, а дамы могут быть очень ехидными. Я хочу, чтобы ты затмила их всех. Тебе придется надеть свой новый бархатный плащ, ведь на корабле будет очень холодно. Но как только ты его снимешь, все должны с завистью уставиться на тебя.

— Да, — выдохнула Эмерелд, женщина до мозга костей, — именно этого мы и хотим.

— А теперь пойдем со мной в мою комнату, просмотрим все мои наряды и выберем, что можно переделать на тебя.

В воскресенье утром Эмерелд впервые в жизни надела шелковые чулки вместо кружевных панталончиков. Мать помогла ей облачиться в зеленое бархатное платье, и девушка забеспокоилась:

— У меня нет корсета, что же мне делать?

Эмбер рассмеялась:

— Дорогая, тебе он совсем не нужен.

— А что делать с этим? — Эмерелд прикрыла руками высоко поднятую грудь.

— Этому сегодня будут завидовать все женщины Ирландии. Поверь мне, я в этом разбираюсь.

Из окна своей комнаты Эмерелд заметила паруса отцовского корабля, приближающегося с востока по Минэй-Стрейт.

— О Господи, — прошептали они обе хором, отлично зная, что Уильяму Монтегью угодить невозможно.

— Предоставь своего отца мне, — сказала Эмбер с нотками твердой решимости в голосе. — Пока корабль не бросил якорь, надо убедиться, что Джонни выдержит испытание. Пригладь-ка еще немного волосы. Может быть, тебе завязать их сзади лентой? — заметила она через плечо, подхватывая юбки и устремляясь в комнату Джона.

Ее сын надел темно-синий очень тонкий камзол, сидевший на нем как влитой. Его желтовато-коричневые кюлоты[5] без единой морщинки облегали бедра, переходя в белоснежные чулки. Он выбрал парчовый жилет цвета тусклого золота, дополняющий наряд.

— Твой шейный платок заставит устыдиться самого принца Уэльского, Джонни. Ты сегодня выглядишь таким взрослым. — Эмбер старалась внушить сыну уверенность в себе, и темно-синий цвет действительно шел ему, решила она, убирая под парик с косичкой выбившийся локон. — Твой отец здесь. Я хочу, чтобы он увидел тебя первого, потому что знаю — сегодня он не найдет никаких недостатков. Стой рядом со мной, пока я подготовлю его к встрече с Эмерелд.

Монтегью один вошел в дом. Он прошелся критическим взглядом по фигуре сына и немного смягчился, увидев, что тот выглядит довольно зрелым. Уильям был также рад видеть послушание жены. Когда он понял, что в последнюю минуту не будет никаких уговоров взять ее с собой, то ощутил приятное волнение от собственной власти. Его глаза откровенно уставились на ее грудь под просторным утренним платьем.

— Когда привезу их обратно, я останусь ночевать дома. Не стоит ждать меня, Эмбер, дорогая, я тебя разбужу.